Карнивора
Шрифт:
Однако теперь появилась другая проблема. Как сообщить ему, что она обдумывает план побега? Как, тем более, обговорить этот план во всех деталях? Марика знала, что второй раз вали не отпустит ее к пленникам — он должен был прекрасно понимать, что лишний раз им общаться ни к чему.
Ей нужен был союзник, свой человек во дворце. Но где его раздобыть, если она видит только Мергира и Мику — и последняя общалась с ней все менее любезно от того, что все более любезно общался первый? Марика всерьез думала о том, чтобы перестать ужинать у вали, но с возвращением магии
И все яснее становилось, что пора бежать. С каждой встречей вали вел себя все внимательнее и обходительнее, настолько, что одного желания ничего не замечать было уже недостаточно. Марика не знала, в чем дело: собирался ли он таким образом добиться своей изначальной цели, или их вечерние беседы произвели на него слишком сильное впечатление своей несомненной новизной, но результат ее удивлял и настораживал.
По вечерам она придирчиво рассматривала себя в зеркале, однако по-прежнему не видела там ничего, что могло бы соблазнить такого человека, как вали. Да, магия вернула и блеск в глазах, и здоровый, красивый цвет кожи, и волосы из неровно остриженных прядей превратились в черные волны, пышной копной обрамлявшие округлившееся лицо. Но одного взгляда на роскошную фигуру Мики хватало, чтобы понять: этого явно должно быть недостаточно. Нет, наверняка вали просто ищет новый способ добиться расположения Марики, чтобы воспользоваться ее способностями.
Однако Мика становилась все холодней, все презрительнее смотрела, все короче и проще говорила, обнажая сухое равнодушие под превратным теплом южной обходительности. Принеся как-то завтрак, она и вовсе не сказала даже привычного «доброе утро, хайин», и поставила поднос на столик, плотно сжав губы. Марика расстроилась — не от того, как девушка обходилась с ней, а от того, что не могла ничего поделать с причиной такого поведения — но ничего не сказала, только приложила руку к шее в знак благодарности. Мика подняла ладонь в ответном жесте и вдруг захрипела, схватилась за горло и упала на пеструю мозаику, сотрясаемая страшной судорогой.
Марика была рядом с ней в тоже мгновение. Она приложила руку к сердцу, ко лбу, к животу, ища причину, спрашивая у этого безупречного тела — что с ним? Ответ не заставил себя ждать: он чувствовался в крови, как острая боль, обжегшая ладони. Но Марика лишь облегченно вздохнула. Смерть подступала быстро, однако еще быстрее можно было ее остановить. Десять беспокойных ударов сердца спустя Мика уже дышала ровно и легко, а еще через некоторое время темные глаза распахнулись и остановили свой взгляд на лице Марики.
— Что произошло, хайин? — спросила девушка слабым голосом.
— Спрашивать скорее должна я, — усмехнулась Марика. — Может быть, ты сможешь припомнить, кто сегодня утром мог тебя отравить?
— Отравить?!
— Это Айла, — тихо пробормотала Мика. Она сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Марика осталась у столика и пыталась незаметно вытереть о ковер пятна яда с ладоней. — Третья жена.
— Третья? — удивилась Марика. — Разве не первой полагается ненавидеть всех последующих жен и наложниц?
Мика покачала головой.
— Матих никогда таким заниматься не станет — она растит Асу,
— Нечем заняться? — догадалась Марика.
Мика улыбнулась.
— Ее нельзя было брать в жены. Если бы Айла осталась наложницей, то получила бы желаемое.
— Я не понимаю, — честно призналась Марика.
— Быть женой почетно. Ей положено содержание после смерти мужа, ее никому больше не отдадут. Но и сам супруг после наступления беременности к жене прикасаться не смеет. Во всяком случае, тот, кто, как вали, может содержать большой гарем.
— А Айла хочет, чтобы к ней… прикасались? — снова догадалась Марика.
Мика кивнула.
— Она смертельно ревнует каждую наложницу, пока та пользуется расположением вали. Но те, кто задерживаются ненадолго, могут получить ее прощение.
— А ты задержалась надолго.
— Из-за тебя, хайин. Легих велел мне присматривать за тобой и каждую ночь рассказывать о том, что я видела и слышала…
Девушка покраснела, а Марика сухо усмехнулась. В общем-то, она оценила практичность вали — действительно, почему бы и нет, если можно совместить приятное с полезным? Вот только Мика чуть не погибла из-за этой практичности.
«Интересно, — подумала Марика, — а если бы она умерла? Что бы тогда сделал вали? Заменил бы другой?»
— Как ты сделала это, хайин? — внезапно спросила Мика.
Марика насторожилась.
— Что именно?
— Спасла меня. Я должна была умереть. Что ты сделала?
Марика ответила не сразу. Ей нужно было подобрать правильные слова.
— Я… все еще помню… кое-что, — осторожно сказала она.
— И можешь сделать это без своего колдовского амулета? — недоверчиво нахмурилась Мика.
— Это… почти не требует магии, — соврала Марика. Ладони все еще горели от яда — но, кажется, пятен на них уже не осталось.
Мика долго смотрела на нее.
— Это не имеет значения, — неожиданно сказала она. — Ты спасла мне жизнь, хайин, и за это я тебе благодарна. И буду твоим должником, пока не верну долг сполна. Ты можешь попросить у меня, что захочешь — и я исполню твою просьбу. И если ты попросишь сохранить это в тайне ото всех, даже от вали — я поклянусь тебе, что ни одна живая душа не узнает об этом.
Марика вздрогнула и впилась в девушку взглядом.
Весь вечер она плохо слушала, что говорит Мергир — потому что думала о Мике и записке, которую ей отдала. Отнесет ли та ее Харцу? Поймет ли он, что Марика имеет в виду своим зашифрованным посланием? Сможет ли передать с Микой ответ? И если кто-нибудь из них попадется — что будет тогда?
Может быть, если бы она как следует слушала вали, ничего бы и не произошло. Но Мергира, и так раздраженного обычной невозмутимостью Марики, довела ее особенная невнимательность сегодня. И когда она встала, собираясь уходить, вместо обычного хлопка он внезапно схватил Марику за запястье. Это возымело свое действие — во всяком случае, она наконец обратила на него внимание.