Каждый день как последний
Шрифт:
— У меня дома есть пельмени… — Дина встряхнулась. Поспать все равно не получится, скоро приедут. — Домашние. Правда, из покупной говядины и свинины, но все равно вкусные. Хочешь, покормлю?
— Хочу. Но удобно ли будет заваливаться в такой час?
— Родителей нет. Они дачный сезон закрывают. Итак?
— С удовольствием принимаю твое приглашение.
— Отлично, значит, меняем курс. — И она перегнулась через спинку сиденья, чтобы сказать водителю адрес.
К дому они подъехали совсем скоро. Таксист свернул с основной дороги во дворы и домчал их
Семья Дины жила на первом этаже. Маме с отцом это не нравилось, а дочери очень. От двери тебя отделяют всего пять ступенек, а не крутая бесконечная лестница. Пусть в панельных пятиэтажках она и не такая страшная, как в старом деревянном доме, и все же…
Дина провела Пашу в кухню, усадила за стол.
— Уютно у вас, — похвалил он. — Мне нравится деревенский стиль.
О, знал бы он, сколько мама билась с отцом, чтобы изменить облик кухни, осовременить его. Но тот ни в какую. Хочу, чтоб будто в бабушкином доме находишься, только вместо печки — плита. И старый сервант для посуды выбросить не дал. Хотя тот занимал чуть ли не половину шестиметровой кухни. Единственное, на что согласился, так это на его реставрацию. И мама пригласила художника, который его под гжель расписал. Получилось очень красиво.
— Пельмени с чем будешь? — спросила Дина. — С майонезом, кетчупом, уксусом, горчицей?
— А зелени нет?
— Полно. У нас же дача.
— Тогда с бульоном и зеленью.
Дина стала возиться у плиты. Паша, глядя на нее, ловил себя на мысли, что хотел бы вот так каждый вечер смотреть, как она готовит ужин, а потом сидеть с ней в уютной кухне, ужинать, болтать… и он, так и быть, помоет посуду, хотя ненавидит это занятие.
После ужина они усядутся возле телевизора. Он обнимает ее. Она заберется с ногами на диван, свернется калачиком. И они станут смотреть какую-нибудь легкую комедию.
Что это со мной? Ведь именно от этого я бежал в далекие края…
От скуки и рутины обывательской жизни.
И пусть к Дине у меня возникло какое-то новое, неведомое доселе чувство, все равно рано или поздно я почувствую себя героем фильма «День сурка». И захочу убежать от Дины. И сделаю ее несчастной!
Она повернулась к нему, чтобы узнать, с какими специями варить бульон, и увидела его хмурое лицо.
— Что случилось? — спросила Дина.
— Ничего, — заверил ее Паша, вернув на лицо улыбку. — Просто устал.
— Давай водочки под пельмени?
— Давай.
Дина достала из холодильника запотевшую бутылку. В ней оставалось граммов триста.
— Папа у меня сердечник. Поэтому не пьет. Но под пельмени всегда пропустит рюмку-другую.
Она достала из посудного шкафа хрустальные рюмки на тонких ножках, поставила их на стол. Затем из холодильника извлекла банку огурчиков и какую-то самодельную закуску.
— Что это? — поинтересовался Паша, облизнувшись. Вспомнил бабушкины заготовки.
— Бакат. Закуска из баклажанов, болгарского перца, моркови и лука.
— Да я в раю!
Дина
Выпив по рюмке водки, они начали есть. Все оказалось необыкновенно вкусным.
— А ты готовишь так же хорошо, как мама? — спросил Паша, намазав на кусок хлеба бакат и приготовившись отправить его в рот.
— Как папа, — поправила его Дина. — Это он все приготовил: и пельменей налепил, и овощей наконсервировал. Он вообще готовит отменно. И считает, что женщине не место на кухне.
— Поэтому ты не умеешь готовить?
— Пришлось научиться, я же живу отдельно.
Они выпили еще по рюмке, доели пельмени и бакат. Дина собрала тарелки, поставила их в раковину.
— Давай я помою? — предложил Паша.
— Любишь это занятие?
— Ненавижу, — честно ответил Паша.
— Тогда поставь чайник, я сама помою. Мне нравится… — Она включила теплую воду и принялась натирать тарелки пропитанной «Фейри» губкой. — Коль у нас папа — повар, то мы с мамой — кухонные рабочие. Я научилась получать удовольствие от мытья посуды.
Паша, поставив чайник, встал за спиной Дины и стал дуть ей в затылок. Сытый и чуточку хмельной, он настроился на игривый лад.
— Не мешай! — отмахнулась от него Дина.
— Можно мне у тебя остаться до утра?
— Конечно.
— Ура! — И обнял ее, обхватив за талию.
— Иди пока в комнату, посмотри телевизор. Я закончу и приду. — Тут, щелкнув, отключился электрический чайник. — С кофе. Нам надо взбодриться.
Паша чмокнул ее в щеку и ушел.
Комната, где он оказался, была просторной. С большущим диваном у стены, над которым висели колонки домашнего кинотеатра. Пара других стояла по бокам телевизионной тумбочки, забитой дисками. Паша пробежал глазами по названиям фильмов. Сплошные боевики. Значит, любитель кино в семье отец.
Он включил телевизор и хотел опуститься на диван, но тут его внимание привлекли фотографии, выставленные в стенке. Их было штук пятнадцать. Паша подошел, чтобы рассмотреть их. Почти на всех Дина. Совсем крохотная, побольше, первоклассница, выпускница, взрослая. Где-то с родителями, где-то одна. Паша взял одну в руки. На ней Дине было года четыре. Белобрысая, худющая, в коротком цветастом сарафанчике. Она стояла у калитки. Позади — тот самый дом, где они были сегодня.
И тут он ее вспомнил, эту белобрысую девочку! Она торчала у этой калитки с утра до вечера. По крайней мере, Паше, частенько проезжающему мимо, она попадалась на глаза в любое время дня.
Он вернул фото на место и взял другое. Черно-белое, групповое. На нем компания взрослых. Все сидят за накрытым столом и что-то отмечают.
— Это родители проставляются за новую квартиру, — услышал Паша голос Дины.
— А снято где?
— Во дворе старого дома. Было начало октября. Но погода стояла изумительная, вот столы на улицу и вынесли.
— А это кто, не знаешь? — спросил Паша, ткнув в изображенного на снимке мужчину. Худощавый, черноволосый, с высоким лбом, он очень напоминал ему одного человека.