Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Ужин на почетном месте. Постель на женской половине. Там, где маленькая Хранительница укладывает на ночь ольховое полено. И напевает тихонько. Ту самую песню, которую чужая память подхватила у наемника‑валлийца в веке двадцать первом и принесла на вересковые поля седьмого века. Песню‑завещание из пятнадцатого столетия иной Земли. Песню о тех, кто сражался до конца за Родину и волю. Еще раз. Последний раз. Только слова были уже не те, что в мире Клирика. И не те, что два месяца назад летели с башни Кер‑Нида в славный день Рождества.
Правда– Ты хорошо поешь. Только слова перепутала. Правильно – про ясноглазую свободу.
– Нет, я пою правильно. Свободу, говорят, в Рождество никто не видал. А ты была… Хорошо, что ты вернулась. У нас так много нового! И Лейги тебя очень ждет…
Лейги – это озерная.– Великая богиня…
А боится не меньше, чем в прошлый раз. С чего бы?– Я не богиня.
Хлопает глазами. Продолжает, будто и не прервали:– Мне передали письмо для тебя. Из Аннона.
Даже запечатать догадались. Воском, разумеется, не сургучом. Зато к воску подмешали какой‑то краситель, и смотрится тот кровавой кляксой.
Немайн потеребила в руках послание. Можно и прочитать. Но лучше…– Нионин! Аннонское направление на тебе. Ответь им. От моего имени. После ужина, конечно…
Как будто бедной Луковке после такого ужин в глотку полезет! Пока не прочитает, трясти будет, как в лихорадке. Ясно ведь, от кого письмо! Вот мы и встали, карга старая, лицом к лицу. Вот и посмотрим глаза в глаза, пусть и через кусок телячьей кожи. Вот и схватимся! Только Луковка тебя знает как облупленную. И себя немножко. А ты Луковку не знаешь. И не знала никогда. А Неметона говорит: «Знаешь себя и противника – никогда не проиграешь. Знаешь только себя – успеха с неудачей будет поровну. Не знаешь ни себя, ни врага – забудь и про ничью».
Когда же пришло время зачесть послание, стала Нион Вахан смеяться зло. И тихо – в доме дети спят, не только сын богини. Аннонцы мириться хотят? После всего? И стиль знакомый. «Что наше, то наше, а вот про ваше и поговорим». Или – вы к нам не лезьте, а мы поверху будем шнырять, как прежде. Нетушки. Больно беспокойно ей, Луковке, с таким договором будет. Чем такой худой мир, уж лучше война. Впрочем, если им действительно нужен мир…
Нион улыбнулась. Она никогда не слышала, что дипломатия – искусство возможного. Не стала раздумывать, на что Аннон может согласиться, а на что – нет. Ее рукой водила только
Вновь впереди дорога. Немайн оглядела армию, с которой ей отступать на последнюю позицию. На самый берег моря. Унылая Эйра. Луковка с красными глазами. Явно всю ночь писала ответ. Норманны зевают. Только тот боец, что в пеленках, – настоящий воин. Спит себе.
– Выше нос, Эйра, – сказала Немайн. – Мы оставили «Голову грифона». В Кер‑Глоуи вернулись, и «Голова» никуда не денется. Куда лезешь, Нионин? Марш в повозку, отсыпаться. Я что, с колесницей не управлюсь?
Влезла на место возницы, пристроила сына сбоку поудобней. И погнала колесницу вперед, ровно и уверенно.
Для всякого, кто смотрел со стороны, это выглядело красиво. Латные воины по бокам от большой, внушительной колесницы. У которой и яркие щиты по бортам, и громкие, кованные железом шины. Над которой весело и яростно вьется алый вымпел. В которой фигуры богини и двух героинь.
Всякий встречный и попутный оглядывался на маленькую, но грозную Охоту Неметоны, летящую в волшебный Кер‑Сиди. Целеустремленно, неостановимо. Как будто и в самом деле непобедима.
Камбрийская сноровка
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КЕР–СИДИ
Триада первая
1
Она бежит по городу – рыжие вихры, серые глазищи на пол–лица, треугольники ушей, нос–кнопка, пелерина за спиной вьется, как знамя, подол уличный прах баламутит – горожане расступаются, а на ком шапка – шапку долой! Бежит неуклюже, как только не падает – да ни разу не споткнулась. На пути лужа – прыжок, и если это на мощеной улице – горе тем, кто принял работу портачей! Будут переделывать. А не будут… Нет, конечно, будут. Не враги же себе? И хорошо, если беда – всего лишь нерадиво сложенные плиты.
Сегодня луж нет: ночью дождя не было, теперь собирается. Такая в Камбрии погода – если за окном не стучат тяжелые капли, не косит водяная штриховка, не оседает промозглая морось – значит, дождь собирается. Камбрия и дождь – почти одно и то же! Так что от тронутых утренним солнцем ступеней мостовой отталкиваются почти босые ноги – не считать же за настоящую защиту тонкую ткань шоссов… Шаг, другой ‑ потом ступенька! Всякая улица в городе на холме немного лестница. Ну–ка, дурно подметена? Через час спустя горожане натопчут так, что не придерешься, но теперь дворнику не открутиться от последствий дурно сделанной работы!