Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
Александрийский, не оборачиваясь, отмахнулся. Сзади хлопнула дверь.
Профессор согнулся, вставляя в замочную скважину ключ.
– Как будто закрываете, – напомнила Лидочка.
– Помню, – сказал профессор.
Дверь отворилась. Профессор повернулся к Лидочке, хотел пригласить ее войти, но тут увидел девочку с косой.
– А ты что здесь делаешь?
– Гляжу, – сказала девочка.
– А глядеть тебе нельзя, – сказал Александрийский.
– Почему?
– Потому что я
– Мне смотреть интересней, – сказала девочка.
– Иного ответа я от тебя не ожидал. Держи рубль.
Профессор достал из кармана брюк рубль. Девочка взяла его и продолжала стоять.
– А теперь – брысь отсюда.
Девочка раздумывала.
Открылась дверь в комнату Кати, и та крикнула:
– А ну, иди сюда, уши оторву!
Девочка демонстративно вздохнула и побрела прочь.
– И это могла быть моя дочь, – сказал Александрийский. – Надо будет спросить, чья она… – Он тоже вздохнул и добавил: – Я первым туда войду.
В комнате было сыро, холодно и совсем темно – маленькое окно, расположенное низко к земле, пропускало слишком мало света. Александрийский стал шарить рукой по стене возле косяка двери в поисках выключателя. Но Лидочка сообразила, что в комнате нет электричества, – на столе стояла трехлинейка. Рядом с ней она разглядела коробку спичек.
– Погодите, – сказала она Александрийскому. – Я зажгу.
Она зажгла лампу, подкрутила фитиль. В комнате стало чуть светлее, ожили, зашевелились тени.
– Какое-то средневековье, – сказал Александрийский. – Почему не провели электричество?
– Потому, – ответила Лида, осматриваясь.
Комната была обставлена скудно. Продавленный диван был застлан серым солдатским одеялом, покосившийся платяной шкаф с открытой дверцей был печально и скучно пуст, лишь черная юбка висела на распялке. У дверей стояли высокие шнурованные башмаки.
– Лидочка, будьте любезны, загляните под диван, – сказал Александрийский. – У нее должен быть какой-нибудь чемодан или саквояж.
Под диваном было мало места для чемодана – всего сантиметров десять-пятнадцать, но Лидочка не стала спорить. Прижав щеку к полу, она заглянула под диван – там было темно, что-то зашуршало, когда Лидочка сунула руку. Лидочка отдернула руку и вскочила.
– А там мыши, не бойся, – сказала Катя, которая вошла в комнату.
– Я не боюсь, – сказала Лидочка, переводя испуганное дыхание. – Там нет чемодана.
– У нее баул был, – сказала Катя. Она уже причесалась, от этого лицо ее изменилось – стало миловиднее. Девочка, получившая рубль, снова появилась в дверях, но войти не посмела. Из-за нее выглядывал
– Баул был, черного цвета, старый, – повторила Катя. – Она как с ним приехала, так он у нее в шкафу и стоял. – Катя показала на открытый шкаф.
– А одежды у нее много было?
– А у кого, кроме твоих любовниц, много одежи бывает? – спросила Катя, глядя на Лидочку.
Александрийский отмахнулся от Кати и пошел вокруг комнаты, жмурясь, потому что света было мало.
– Она давно здесь поселилась? – спросил Александрийский.
Лидочка поежилась – как же Полина жила в таком мокром холоде? Впрочем, другие живут, и с детьми.
– А ей повезло, – сказала Катя. – Когда она к нам приехала, в этой комнате как раз Марфута померла, судомойка у нас была, из старых, Марфутой звали, она и померла. Вон, видишь, от нее икона осталась. И наш директор отдал комнату Полине. Конечно, на комнату другие были желающие, но он отдал. – Катя шмыгнула носом. – У нас третий день не топят – печь общая, железная, на весь флигель, а с дровами опоздание, дорогу развезло, никак не проедут. А мы мерзни. Надо тебе в Академии поговорить, Паша.
– Чего же ты раньше не сказала? – спросил Александрийский. – Ведь здесь дети.
– А я как тебя увидела, всю ночь проревела, как дура, думала, лучше бы помер – одна тень от человека осталась.
– Ладно, ты мне рассказывай про Полину.
– У нас на кухне и в столовой работать некому – трех человек выслали, а Марфута померла.
– Как так «выслали»? – спросила Лидочка.
– А к нам милиционер приходил, – сказала девочка хрипло.
– Как выслали? У нас уж третий раз проверяют – чуть кто напишет, так и проверяют: если имение Трубецких, то здесь агенты буржуазии спрятаны. А ты посмотри, как я живу, это что, я – агент, да?
Катя взмахнула полными руками, платок, которым она была покрыта – концы завязаны крест-накрест на животе, – откинулся – руки были полные, красивые. И тут же, как птица крылья, – под живот. Холодно.
– Проклятие князей Трубецких, – сказал профессор.
– У нас всегда не хватает кому обслуживать – нам и присылают черт знает кого, за комнату люди соглашаются, весь коридор засрали.
– А к нам милиция приезжала, – сказал мальчик. Катя стукнула его по затылку. Мальчик заныл. Катя сказала:
– Ты его не жалей, он мой, не обижу.
– И когда Полина появилась здесь? – спросил Александрийский.
– Скоро месяц как приехала. Голодная, мы сначала тоже думали, что беженка с Украины, с голода, а потом ее Трофим узнал. Тогда она молоденькой была, девчонка совсем. А он узнал. Я-то тут не жила, ты знаешь, я московская.
– Я знаю, – сказал Александрийский.