Книга Мечей (сборник)
Шрифт:
Самое лучшее – эта концепция всю жизнь летела передо мной, не даваясь в руки. Сейчас я, конечно, лучший из лучших – на одном малом участке одной узкой специализации. Я застрял, придавленный своим превосходством – так балка падает вам на ногу в горящем доме.
Но не важно; я отправился в Ультрамар, намереваясь стать фермером. Прибыв туда, я увидел то, что осталось после семидесяти лет непрерывных chevauchee, и сразу это узнал. Это было то, что ждало земли отца на родине, но в глобальном масштабе.
А штука в том, что, если делать это на войне, вас за это превозносят. Странно, но правда.
У войны такой размах, что можно позволить себе выбирать. Можно ограничиться тем, что причиняешь вред врагу, которого вокруг полно и становится вдвое больше, как только покончишь с тем, что у вас на тарелке. Я выжил в Ультрамаре, потому что это было лучшее время моей жизни – до поры.
Странные ребятки эти фермеры: они любят свою землю и свой скот, свои постройки, изгороди, деревья, но дайте им возможность разорить чужую землю, убить чужой скот, сжечь чужие дома, повалить чужие изгороди, вырубить чужие деревья – и после недолгих колебаний они охотно этим займутся. Думаю, это инстинкт мщения: получай, хозяйство, будешь знать! Добровольцы для chevauchee? Моя рука взлетела вверх, прежде чем я успел подумать.
А потом я набедокурил, и мне пришлось возвращаться домой. Я плакал, когда объявили приговор. Презираю мужчин, которые плачут. Мне объявили помилование – с учетом лет моей доблестной и почетной службы. Я думаю, дело было в другом. Полагаю, они просто лопались от злости.
Наступил момент – внезапно, – когда все было кончено, и я достиг успеха. Я собрался ударить его – сначала атака с верхним финтом, потом удар понизу, но его просто не оказалось на месте, и я не смог его ударить; потом мое ухо обожгло болью, и пока я в замешательстве отвлекся, он черенком метлы ткнул меня в живот.
Он не был таким, как я. Сделал длинный шаг назад и дал мне возможность прийти в себя.
– Прости, – сказал он.
Мне потребовалось время, чтобы отдышаться и сказать:
– Никогда не извиняйся, что бы ты ни сделал. – Потом я принял первую позицию. – Еще.
– Правда?
– Не валяй дурака. Еще раз.
Я подпустил его поближе – так нападать гораздо трудней. Читая его, как открытую книгу, я живо шагнул в сторону и уклонился, но, когда тяжело проскочил мимо него, он ударил меня по локтю, а потом толкнул черенком метлы в спину. Я потерял равновесие и упал.
Он помог мне подняться.
– Думаю, я начинаю кое-что понимать, – сказал он.
Я напал на него. Больше всего на свете мне хотелось побить его. Но я не мог до него добраться, а он продолжал бить меня, осторожно, только чтобы доказать свое умение. После десятка выпадов
– Сдаюсь, – сказал я. – Ты победил.
Он смотрел на меня с некоторым смущением.
– Не понимаю.
– Ты побил меня, – сказал я. – Теперь ты лучший.
– Правда?
– Чего ты хочешь? Чертово свидетельство? Да.
Он медленно кивнул.
– Что делает тебя лучшим в мире учителем, – сказал он. – Спасибо.
Я отбросил черенок граблей.
– Не стоит. А теперь уходи. Нам больше нечего делать вместе.
Он продолжал смотреть на меня.
– Значит, я действительно лучший в мире фехтовальщик?
Я рассмеялся:
– Об этом я ничего не знаю, но ты лучше меня. А значит, действительно хорош. Надеюсь, ты доволен, поскольку что касается меня, это было бессмысленное упражнение.
– Нет, – сказал он, да так, что заставил на себя посмотреть. – Не забудь, все это делалось неспроста.
Собственно говоря, я об этом забыл.
– Ах да, – сказал я, – чтобы ты смог убить человека, убившего твоего отца. – Я покачал головой. – Ты не передумал?
– О нет.
Я вздохнул:
– А я-то наделся, что вбил в тебя немного здравого смысла, – сказал я. – Послушай, ты же должен был чему-то научиться. Подумай об этом. Чего ты этим добьешься?
– Мне станет легче.
– Ладно. Не думаю, что у тебя получится. Я убил бог знает сколько людей, сплошь врагов, и поверь, это никогда не приносило мне облегчения. Это только ожесточит тебя, как ковка краев клинка.
Он улыбнулся:
– А твердое – это хрупкое, да, знаю. Уверяю тебя, от меня не ускользнул смысл этой метафоры.
Теперь боль немного отпустила, и я дышал почти нормально.
– Что ж, – сказал я, – наверное, ты должен выпустить это на волю, а потом сможешь жить нормально. Действуй, и удачи тебе.
Он неловко улыбнулся:
– Значит, ты меня благословляешь?
– Дурацкая формулировка, но, если угодно – да. Благословляю тебя, сын мой. Этого ты хотел?
Он рассмеялся:
– Хоть и ненадолго, ты заменил мне отца. – Это была цитата, только не помню откуда. – Думаешь, я смогу победить его?
– Не вижу, почему бы нет.
– Я тоже, – сказал он. – Во второй раз всегда легче.
Не могу сказать, что я медленно соображаю. Но признаюсь, тут до меня дошло не сразу. И вдруг он сказал:
– Ты так и не спросил, как меня зовут.
– И что?
– Меня зовут Эмерик де Пегильян, – сказал он. – Моего отца звали Бернхарт де Пегильян. Ты убил его в пьяной драке в Ультрамаре. Разбил ему голову каменной бутылкой. – Он бросил черенок метлы. – Подожди здесь. Я возьму мечи и сразу вернусь.
Я рассказываю вам эту историю, поэтому понятно, что произошло.
У него был лучший в мире меч, и я научил его всему, что знал, и под конец он превзошел меня; он всегда был лучше меня, в точности как его отец. Почти все лучше меня во многих отношениях. Одним из его преимуществ передо мной было отсутствие инстинкта убийцы.