Когда Волга текла кровью
Шрифт:
Командиры групп ушли с проводниками.
— Герр обер-лейтенант, каково здесь в целом в последние дни?
— Не считая потерь от снайперского огня в первые три дня, нам везет. «Сталинские органы» штукатурят сектор единожды или дважды в день. Это 12 или 24 попадания. С нулевым успехом. У нас ни одной потери от их снарядов. Это стрельба по площадям, Иван не может их нацеливать. Ракеты имеют низкую проникающую способность и взрываются на поверхности. Мы быстро привыкли к ним. Огневые позиции у них все время разные, поскольку «органы» моторизованы и русские моментально меняют позицию. Ракеты в полете видно. Правда, остаются разрывы, действующие на слабонервных. Кажется, что мир переворачивается, особенно при 24-ракетном
Обер-лейтенант Боймле попрощался, пожав мне руку и пожелав мне и моим людям всего наилучшего. Я поблагодарил его и пожелал ему всего хорошего в ответ.
Обосновавшись в подвале, я взобрался по деревянной лестнице и вылез через люк в жилую зону наверху. Под покровом темноты я мог без риска подойти к окну и посмотреть в сторону противника. Мало что было видно. Там и тут взлетали в небо сигнальные ракеты. В нашем секторе было тихо.
В деревянном доме была единственная комната. Печь в центре делила ее на две половины. В комнате было четыре окна: два смотрели на улицу, два других выходили на торцевую стену. Дверь открывалась во двор. Окна были забиты досками, но в них для обзора и стрельбы были прорезаны щели. Наши предшественники покрыли пол слоем песка толщиной 1520 сантиметров. Командный пункт был до некоторой степени защищен от бомб и артиллерии, а также мин. Если ничего особенного не произойдет, жить здесь будет довольно сносно. Но кто знает, что принесет утро?
Я вернулся в подвал и лег на нары, которые мой предшественник использовал как койку. Поскольку у меня не было точного обзора и противник был очень близко, я лег как обычно в таких случаях, положив рядом шлем и ремень. Я больше ничего не снимал, мало ли что.
Штаб U АК: 22.00 30 сентября 1942 г.
По линии фронта LI армейского корпуса 30.9. продолжались сильные контратаки в секторах «Красный Октябрь» и «Баррикады». После того как эти атаки были отбиты, 100-я егерская дивизия смогла в двух местах достичь линии железной дороги в секторе «Красный Октябрь», а 24-я пехотная дивизия овладела сектором 74с в Баррикадах.
В частности:
30.9. 100-я егерская дивизия атаковала на северном фланге и в двух местах достигла линии железной дороги, преодолев упорное сопротивление противника. Из-за атаки противника на левый фланг часть территории, захваченной на северном крыле, пришлось оставить. Установлена связь с 24-й пехотной дивизией.
Получив 276-й полк, 24-я танковая дивизия в ходе атаки установила связь с 100-й егерской дивизией. В упорных боях за каждый дом с силами противника стрелковые группы захватили плацдарм к северу от оврага в секторе 74с как предпосылку для намеченного продвижения на северо-восток...
Потери на 30.9.:
100-я ег. див.: убитыми —15 уоф. и рядовых;
ранеными — 2 оф., 68 уоф. и рядовых;
7 рядовых пропало без вести.
24-я ТД: убитыми — 5 рядовых;
ранеными — 30 рядовых.
94-я ПД: ранеными — 2 оф.
(других данных не имеется).
1 октября 1942 г.
Ночь выдалась спокойной. Если не ошибаюсь, сегодня 1 октября.
Гауптфельдфебель
Павеллек послал наверх Вильмана, наблюдать за вражескими позициями. Поскольку донесений от командиров групп не поступало, кажется, все было в порядке.
Я пошел наверх сверить положение дел с наброском моего предшественника.
Неметц продолжал пялиться в бинокль.
— Есть что-нибудь, Неметц?
— Так точно, герр лейтенант! В бинокль видны вражеские позиции в палисадниках вон тех домов. А за домами перекрытые траншеи со входом со стороны тыла. Уже видел несколько перебегающих Иванов, но каждый лишь ненадолго голову показал.
Я посмотрел туда, куда показывал Неметц. Он был прав. Противник окопался напротив нас и хорошо замаскировался. В следующую ночь нашим придется сделать то же самое, если потребуется.
Мой взгляд снова обратился к Волге, где временами был слышен зенитный огонь. Были ясно видны белые облака разрывов. Наши товарищи из Люфтваффе снова были в самой гуще боя, потому что нужно было ударить еще и еще. Они спокойно и неторопливо плыли по небу. В ясном небе падающие бомбы было видно невооруженным глазом, как и раньше. В воздух взлетали обломки, поднятые взрывами. Лишь после этого доносился звук разрыва бомб. Когда видишь что-то подобное с расстояния в несколько километров, никак в этом не участвуя, ты рад, что не оказался там. На нашей стороне сады были гуще, и кусты давали защиту от наблюдателей, и было больше возможностей для маскировки. Здесь, на окраине, ярость войны не била с такой жестокостью. Деревца, кусты и трава радовали глаз.
Война, однако, не оставляла времени на бесцельное созерцание. Нужно было оставаться настороже, беспечность означала смерть или тяжелую рану. Мирная картина была обманчивой. Несколько прицельных выстрелов со стороны противника подтвердили наличие снайперов. Что могут они, можем и мы. На закате я найду подходящее место, чтобы завтра дать им свой ответ. Даже без винтовки с телескопическим прицелом я могу доказать, что за первый год службы заработал «шютценшнур» (наградной шнур на форму, давался за меткую стрельбу. — Прим. пер.) не просто так.
Приближался полдень. Я развернулся в сторону тыла и с осторожностью брал на заметку все важное. Я насторожил уши на вой «органа» и посмотрел в соответствующую сторону. Снаряды «сталинского органа», который русские называли «катюшей», уже шипели над головой. Я едва успел укрыться, когда они стали падать — бах, бах, бах... Разрывы тянулись без конца. Со всех сторон, то ближе, то дальше, был слышен только грохот. Тем, кто не испытал такого, действительно могло показаться, что весь мир рушится. И тут все разом затихло. Лишь истончающиеся столбы дыма показывали, где срабатывали снаряды. Хорошо, что нас предупредили. По моим оценкам, это был 24-ракетный залп. Лишь несколько ракет приземлились у нас, большинство разорвалось позади. Русские знали, где проходит передовая, и риск понести потери от своего огня был слишком велик. Попадания русских тяжелых минометов были опаснее, потому что они были прицельными.
А сейчас — быстро перебежать улицу! Я пересек ее одним рывком и укрылся в саду. Затем я двинулся в сторону противника, где, в 50 метрах передо мной, стоял обшарпанный дом, который выглядел подходящим для снайперской позиции. Инстинкты меня не обманули: стены зияли проломами, но еще стояли. С чердака, поднятого над землей на 4-5 метров, открывался хороший обзор вражеских позиций. Было прекрасно видно, как проложены траншеи. Люк на чердак был подвешен на петлях. Кратчайшее расстояние до траншей передо мной составляло от силы 100 метров. Справа у меня был обзор на 300 метров. Вид налево загораживал люк. Здесь я завтра залягу. Я осторожно отправился обратно.