Когда земли окутает мрак
Шрифт:
– Если ты думаешь, что убийство доставляет мне наслаждение, даже убийство таких, как вы, то ошибаешься, – ответила она. – Как этот Лес не способен испытывать наслаждение от страданий других, так не способна и я. Превыше всего на свете я ценю жизнь. Но это не значит, что я не могу отнять ее, когда не вижу иного выхода. Если это единственный способ спасти пленников, так тому и быть.
Угзох гадко осклабился.
– Складно брешешь, тварь. Но я знаю, что говорю. Я, Угзох Беспощадный. В твоем сердце есть тьма, Чара. И этот мир еще всласть натерпится от
Толстый корень оборвал правителя хоргов на полуслове. Глаза Угзоха бешено выпучились.
– Это… наложит… отпечаток… – сдавленно прохрипел он. – И в итоге… ты станешь… как я…
Хейта кивнула.
– Наложит. Ибо убийство – это бремя. Как будто проклинаешь себя. Потому что отнимать чужую жизнь – неверно. И шрамы от этих деяний останутся в моем сердце навсегда. Быть может, когда-нибудь это и сделает меня чудовищем. Быть может, нет. Но если ты прав и мое сердце отравит тьма, наверное, я бы не хотела дожить до этого дня.
Угзох пытался сказать что-то еще, но не смог. Изо рта его потекла зловонная жижа, уродливое тело задрожало, словно от лихорадки. И безжалостный правитель хоргов рухнул, забрызгав черной кровью каменный пол.
Опустевшее подземелье огласил топот. Корни взметнулись с земли толстыми смертоносными змеями, устремившись к выходу, и застыли перед замершими в ужасе Гэдором и Броном.
Хейта смерила их испытующим взором. Сперва она глядела на них как на чужих, но потом во взгляде промелькнуло узнавание. Свет в ее глазах истаял, вслед за ним рухнули и корни.
Гэдор смотрел на Хейту так, словно не мог уразуметь, кто перед ним стоит. В цепях, грязная, изувеченная, перепачканная кровью, одна в окружении смрадных черных тел. От этого зрелища сердце старого следопыта едва не разорвалось от боли.
На Броне вообще не было лица. Не оборотень – глыба льда. А глаза были мрачные, беспросветные. Казалось, он не мог не то что двинуться с места – пошелохнуться.
Тем временем шепот в голове Хейты стих насовсем. Взгляд девушки сделался осмысленным. Она пошатнулась. Лишившись подпитки, могучей силы Леса, тело ее больше держаться не могло.
В тот же миг ноги ее подогнулись, и она рухнула, как срубленное деревце. Брон по-звериному бросился вперед. Крепкие руки бережно подхватили девушку, прежде чем ее тело успело коснуться земли.
Оборотень окинул ее лицо мягким взглядом. Распухшие окровавленные губы, разбитый нос, посиневшие от ударов щеки. Брон стиснул зубы, с трудом сдерживая обуявшую его ярость.
Гэдор тоже смотрел на Хейту. Ласково, словно на родного ребенка. Лицо его исказила гримаса внутренней боли. Закрыв лицо руками, следопыт грязно выругался на родном языке и заплакал.
Отняв руки, он перевел взгляд на Брона. Озверевший вид оборотня неожиданно его отрезвил. Гэдор крепко стиснул его плечо.
– С ней всё будет в порядке, – заверил он. – Она поправится. Непременно поправится. А сейчас нам надо уходить, пока не прибыло подкрепление. В этой
Брон молчал, невидяще глядя перед собой. Потом через силу кивнул. Выдавил тихо:
– На ней цепи.
Следопыт всё понял без слов. Принялся осматривать убитых хоргов, и, на его удачу, на поясе одного из них обнаружился ключ. Гэдор раскрыл оковы, бережно освобождая из плена изрезанные девичьи руки.
Брон перехватил Хейту крепче, прижался губами к окровавленному лбу. Гэдор скрылся в темном проходе первым. Оборотень с Хейтой на руках двинулся следом. И очень скоро подземелье залила гнетущая омертвелая тишина.
XI
Мар выпустил когти и оскалился. Большие глаза его цвета мха яростно сверкали.
– Я сказал, пошла сюда, тварь! – рявкнул он, остервенело бросившись вперед.
Элэя отпрянула, покрепче перехватив палку.
– Не дождешься, ублюдок! – вскричала она и вогнала палку упырю прямо меж ребер.
Тот пошатнулся, схватился руками за палку, недоуменно нахмурился, точно никак не мог понять, что произошло. Открыл рот, но не смог издать ни звука. Вместо речи изо рта полилась кровь. Лицо упыря вмиг сделалось растерянным и жалким. И, сдавленно прохрипев, он повалился навзничь.
Рогзох подскочил на месте и, бешено выпучив глаза, кинулся к ним.
– Ты что делаешь, мразь?! – возопил он.
Окинув яростным взором Мара, который, очевидно, уже помирал, он двинулся на Элэю.
– Правитель заживо освежует тебя, когда узнает, что ты помешала ему свершить правосудие. Этот упырь был здесь с особой целью. Как ты посмела! – Он решительно вскинул для удара когтистую лапу.
Элэя перевела взгляд за спину Рогзоха. Тот понял что-то, но оглянуться не успел. Мар мертвой хваткой вцепился в него со спины, прошептав на ухо:
– Вот твое правосудие. – И вгрызся в шею хорга с жадным урчанием.
Насытившись, он разжал руки. Тело хорга глухо стукнулось о землю.
– Идиот! – брезгливо бросил упырь, вытаскивая палку из груди. – Ведь ясно было, что это подстава. Впрочем, на твою тупость мы и рассчитывали.
– Ты в порядке? – виновато спросила девушка. – Очень больно было?
– Знавал и больней, – бодро ответствовал Мар, оглядывая рану. – А у тебя меткий глаз. Ударила ровно туда, куда надо было. Чуть левей, и я бы правда помер.
Он сорвал с пояса Рогзоха тяжелый ключ и пытливо огляделся.
– Я освобожу пленников от оков, а ты поднимай их на ноги и приводи в чувство.
– Нужно торопиться! – воскликнула Элэя и поморщилась. – Близится время вечерней трапезы. Если сюда явятся все хорги, мы обречены.
Мар понятливо кивнул и заметался от пленника к пленнику, щелкая замками. Те, что поживее, смекнули, что происходит, и сами подставляли руки. Другие в страхе шарахались, полагая, что настал их смертный час. Некоторые принимались кричать, тогда Элэя, неотрывно следовавшая за Маром, успокаивала их, словно мать – несмышленых детей.