Кольцо златовласой ведьмы
Шрифт:
…В дом Серега все же попал.
Поднялся на пятый этаж.
Нажал на кнопку звонка, не особо надеясь, что дверь откроют. Но оказалось, что эта дверь уже открыта. И опасения его почти переросли в уверенность. Серега протер ручку носовым платком и вошел.
Руки сунул в карманы, чтобы ненароком не оставить отпечатков.
Четыре комнаты.
Кухня. Просторная ванная комната. И ванна, способная вместить крупного мужчину. Он лежал, свернувшись клубочком, подтянув ноги к животу. Светло-серый костюм пестрел
Игорь Игоревич, определенно, был мертв, и уже довольно давно.
На столике перед зеркалом, словно насмехаясь над Серегой, лежали две серьги, кольцо и браслет. Розовый сердолик. Золото. И виноградная лоза в плетении.
Вику трясло.
Она пыталась унять дрожь в руках, уговаривала себя, что паника мешает ей думать и надо успокоиться, но это сделать было сложно.
Мама умерла.
Вика стучала-стучала в дверь, но ей не отвечали. И она решилась, открыла и… они спали, точнее, Вика сперва подумала, что мама и Гарик спят. А оказалось, что они умерли!
И она закричала.
На ее крик прибежала Елизавета и жестким тоном велела Вике заткнуться. Не замолчать, а именно заткнуться, а потом и вовсе вытолкала ее из комнаты. Вика сидела в коридоре, обняв себя руками, вздрагивая, когда кто-то подходил к ней слишком близко. Но на нее не обращали внимания, словно бы Вики и вовсе не существовало.
Появились врачи. И другие люди, незнакомые, которые вынесли из комнаты носилки. Вика хотела пойти следом за ними, но ей не позволили.
– Сиди здесь, – сказала Елизавета.
– Нет!
Вика не собиралась больше оставаться в этом доме. Она поедет с мамой, это правильно и… и надо же попрощаться. Проследить, чтобы все было… сделано…
Обзвонить знакомых.
Связаться с похоронной конторой. Договориться обо всем… выбрать платье. Мама ведь всегда серьезно относилась к выбору платья. У Гарика тоже, наверное, родственники есть…
…Похороны – это способ отвлечься от самой смерти. Слишком много всего приходится делать, чтобы оставалось время горевать.
Только Вику не выпустили из дома.
Ее просто остановили на выходе, взяли за руки, как-то невежливо, жестко, и рот ей закрыли, когда она попыталась закричать. Охранник, возможно, даже тот, который караулил Вику на автобусной остановке, затащил ее в дом, в комнату, лишенную окон и мебели – стул не в счет.
Он отобрал у нее сумочку и запер дверь.
Вика кричала. Пинала дверь, слишком толстую, чтобы ее можно было выломать. Она требовала выпустить ее немедленно. Угрожала полицией, понимая, насколько смешны ее угрозы. И кусала губы, чтобы не заплакать.
Потом, устав кричать, она села. Не на стул – на пол. Закрыла глаза.
Спать она не сможет – ни теперь, ни, наверное, и потом…
Маму убили.
Кто?! И за что?!
Мама ведь не входит
Вика не знала, как долго она просидела взаперти – часов у нее не было; по ее ощущениям – вечность. Однако и вечность подошла к концу – дверь открыли, и Елизавета, которую в этот момент Вика совершенно искренне ненавидела, сказала:
– Антон Сергеевич желает с вами говорить.
Страшная женщина. Спокойная. Равнодушная, словно не произошло ничего, что нарушило бы привычный уклад этого дома. Она переоделась, сменив один строгий костюм на другой. Английская юбка до середины колена. Узкий пиджак с двумя пуговицами. Телесного цвета колготы и туфли на низком каблуке. Волосы гладко зачесаны. Очки с дымчатыми стеклами словно отсекают ее от мира.
…А если это – она?
Доверенное лицо. Почти член семьи, если не больше.
Собранна. Деловита. Расчетлива. Хорошие качества для отравителя. Но только – зачем?
– Пожалуйста, держите себя в руках, – попросила Елизавета и, видимо, сомневаясь в Викиной способности контролировать свое поведение, пригласила конвой. Двоих в черном.
Еще очки бы солнцезащитные напялили – для пущего сходства со спецагентами.
Уроды!
Викина злость требовала выхода. Однако разум ей подсказывал, что, если она устроит истерику, ее попросту запрут и будут держать взаперти до тех пор, пока она не успокоится.
Антон Сергеевич желает с ней говорить, а его желание – закон.
…Если бы он Елизавете приказал, то…
…Нет, это еще большая глупость. Зачем ему убивать собственных детей? Он – чудовище, но не из тех, которые устраивают себе же самому проблемы. А четыре смерти за неделю в одном доме – это большая проблема. И даже власти Антона Сергеевича не хватит, чтобы пресечь все слухи.
– Я буду вам очень признательна, – ледяной тон Елизаветы заставлял усомниться в ее способности испытывать признательность к кому бы то ни было, – если вы проявите понимание. Антон Сергеевич – великодушный человек, который предложит вам помощь. Не следует отказываться от этого предложения.
Он ждал ее в кабинете. Неуютное место. Колодец с высоким потолком и деревянными стенами – дубовые панели съедали пространство. Огромный стол. Два кресла.
Книжные полки с книгами, выстроенными по ранжиру.
Мягкий ковер.
– Садись, – Антон Сергеевич стоял у окна. Елизавету он отослал взмахом руки, охрану – тоже. Разговор – для двоих, и Вика готова была поклясться, что подслушать его никто не осмелится.
Сесть-то она села, но кресло было низким и мягким, неудобным – Вика ерзала, пытаясь найти ту позу, которая не будет казаться смешной или вальяжной.