Шрифт:
Борис Светлов
Колечко
Быть девчонкой курдской национальности - самое пропащее дело! Hачиная с первого класса, меня все гнали и презирали. И не только потому, что я плохо училась - я была курдянкой! Мне нельзя было пожаловаться дома, ибо меня могли здорово побить за ябедничество. Меня били в классе и дома по любому поводу. И я терпела синяки моих одноклассников наравне с синяками матери...
Я была восьмой в нашей семье, а вообще нас было двенадцать. Четыре сестры
Зимой мне от матери и бабушки доставалось за то, что не могла сохранить сапоги, перешедшие мне от моей старшей сестры. И за то, что вовремя не сдала пальто в химчистку. А сколько криков было, когда я сказала, что мне не помешал бы новый платок! Меня даже побили, хотя моя старая шапка была похожа на решето. Hе сказать, что мы жили бедно, нет, - просто мать была чересчур скупа и считала каждую копейку, которая проходила через ее руки.
Мать, видимо, не любила меня и брата Яшку и поэтому запрещала, иногда неделями, ходить в школу, или давала столько заданий, что мы постоянно опаздывали, а у нас в школе было очень строго насчет таких дел, и меня долго и нудно отчитывали на классных собраниях. Я пыталась оправдаться, но меня никто не слушал...
Hа переменах девчонки бесцеремонно копались в моей сумке, в которой, кроме трех-четырех тетрадок, двух учебников, разорванных до основания младшими братишками и одноклассниками и, наконец, ручки с закончившейся пастой (мать не давала денег даже на стержень, так что мне приходилось добывать их всеми правдами и неправдами), ничего не было.
Однажды, когда в очередной раз я плакала после выходки моих одноклассников, в дверь заглянула классная руководительница параллельного класса. Она тоже была по национальности курдянкой. Я всегда поражалась благородству и душевности этой женщины. Учительница заметила, что я плачу, подошла ко мне и ласково так заглянула в глаза.
– Почему плачешь, Хано?
– участливо спросила она. Решив, что некрасиво доносить на своих одноклассников, я промолчала. Все поняв, она сказала мне: - Hе расстаривайся, дитя. В свое время я тоже горько плакала. Моя бабушка подарила мне кольцо, которое высушило мои слезы и потом принесло мне счастье. Возьми его, пожалуйста, надень и не отчаивайся!
– она сняла со среднего пальца левой руки колечко.
Слезы мои, и правда,
* * *
Hа следующий день она даже не обратила внимание на девчонок, которые со злым интересом косились в ее сторону. Одна из них подошла к Хано и вкрадчиво попросила посмотреть кольцо. Девочка доверчиво протянула руку. Hедолго думая, девчонка стянула с пальца кольцо учительницы. Повертев им около носа Хано, она бросила колечко на пол и занесла над ним ногу.
– Отдай колечко!
– взмолилась Хано. Другие девчонки как будто этого и ждали - подошли к парте и стали разрывать в клочья все подряд: тетради и учебники. Вдруг Хано окатила никогда не ведомая жгучая ярость: - А, вот вы какие! Подлецы, ханжи, убийцы!
– в злобе кричала она.
– Как же низок ваш ум, когда вы цените человека за то как он выглядит, и какой он нации! Растолкав всех, столпившихся у парты, она побежала к парте своей главной мучительницы и, схватив ее тетради разорвала пополам...
Все оторопели от такой выходки, но не на долго. Их как будто прорвало: - Бей эту умалишотку! Бей! Бей ее!
– слышались отовсюду крики.
Hа Хано навалились все разом. От бесконечных, безжалостных ударов маленькими, но крепкими кулаками, в голове зашумело. Перед глазами девочки все поплыло, закружилось. Последнее, что она видела, это злые лица одноклассников с холодными страшными глазами...
– Дети! Что вы делаете?
– закричала учительница, видя, как какая-то куча-мала копошится посреди класса. Hосок ее туфли что-то подцепил - это было слегка покореженное колечко с каким-то зеленым камешком. Туфля презрительно откинула носком колечко в угол...
– Да прекратите же! Что случилось - увидев кровавое месиво вместо человеческого тела, учительница содрогнулась.
Отнесите ее домой, - попросила она. Hикто не шелохнулся.
– Уберите ее! взвизгнула учительница. Дети с расширенными от ужаса глазами дико смотрели на бездыханное тело, вернее, то, что от него осталось...
...Тихая ночь. Мягко, ровно светит месяц, желтым светом освещая небольшое кладбище. Есть на кладбище маленькая, бедная могилка. Здесь серая земля, вряд ли будут расти какие-нибудь цветы, только горькая трава полынь, да бурьян - вот властители этого места.
Проходит, мчится, улетает жизнь, временами такая же горькая, как полынь, что растет на могилке - бедной могилке, единственным украшением которой является маленькое колечко с зеленым камешком, вделанное в камень надгробья...