Комплекс Ромео
Шрифт:
– Неплохой такой fun. На четверочку.
– I was waiting for you so long…
– А ты чего со мной по—английски—то разговариваешь, ебнулся совсем на солнышке?
Линь Цзы с нетерпением ждала, чем закончится эта встреча.
Как бы бедняжка не подумала, что мы собираемся назначить ей свидание вдвоем. Похоже, такие мысли действительно посетили моего Братца.
– Я думал, у тебя денег давно нет. А ты вон и с бабой, и с пивом каким дорогим по стране путешествуешь…
Хихикает, и глаза светятся нездоровым похотливым огнем.
– Ладно,
– Частично…
– Давай—давай, по—быстренькому, тебе уже пора покидать эту страну.
– Как покидать эту страну? – Я не мог сказать, что мне здесь очень нравилось, но и уезжать никуда не хотелось. Тем более в зимнюю Россию. Здесь хоть солнце жарит беспощадно, выжигает из твоей головы дурные мысли и скверные предчувствия.
– Так, чтобы потом возвращаться обратно. Съездим на ночь в Камбоджу. Иди, герой—любовничек…
14
Я держал Линь Цзы за руку, ловя себя на мысли, что она идет куда—то очень целенаправленно. Инструкция, полученная от владельца фабрики, была, видимо, максимально конкретной. Прямиком через грязную площадь, с воняющими передвижными кухнями и невероятной транспортной суматохой, она вывела меня к дешевой пятиэтажной гостинице.
Поговорив с двумя грязными, в футболках «Реала» и «Барселоны» портье, она сказала мне:
– Секс хандрит.
Я не сразу и понял, что это значит «шестьсот». Английский у нас у обоих был не на высоте. Язык Байрона нужно изучать на родине Байрона, а не в туристических поездках. Я сначала так и понял ее – «секс хандрит». Ну, например, что ей не очень хочется трахаться сегодня, а предпочла бы вариант посмотреть альбомы с живописью. Я бы с радостью ответил, что «май секс хандрит ту». Я уже давно был не рад, что все это затеял.
Мы поднимаемся в номер на четвертый этаж. Линь Цзы бежит впереди меня, словно куда—то торопясь, тянет за руку.
Мой секс здорово хандрит. От пива на жаре, от ходьбы, от пустой болтовни, от того, что в принципе хандрит он уже давно и серьезно. Тем не менее, китаянка выглядит все симпатичнее и симпатичнее. В ее угловатой некогда пластике появляется все больше женских движений, словно танцевальных и зазывающих. Далее я слышу от нее только «камон».
Красный платок сбился на шею и превратился в алый пионерский галстук. Босоножки на каблуках – а—ля восьмидесятые – делали ее восхитительно высокой. Вся она словно из междувременья. Без ярко выраженных привязок к материку, к какой—то нации, к какой—то эпохе. Я назвал ее про себя Зойкой.
Зайдя в комнату, меблировка которой состояла из двух неудобных односпальных кроватей, подозрительного цвета занавески на окне и двух аскетичных стульев, Зойка задернула окно и подошла к стене. Сложила руки, уперлась локтями в стену и опустила голову вниз.
Это
– Камон… камон… – раздавался призывный шепот.
Она стянула со своей задницы юбку, оголив две трети аккуратных ягодиц.
И продолжала стоять в этой позе лицом к стене. Словно ожидая укола.
Мой солдат поднялся из могилы. Я снял штаны и приблизился вплотную. Провел членом по ее ягодицам. Громко хлопнул по ним несколько раз.
– О—о—о! – пропела она. – Кул бой…
Мой член уткнулся под ее задницу и внезапно утонул в неге ее гостеприимного тоннельчика. «Мы рады в этом темном тоннеле любой машине—иномарке». Я был удивлен анатомической легкостью произошедшего. Вспомнилась болтовня Брата про то, что дырки азиатских женщин находятся намного ближе к заднице, чем дырки европейские. И поэтому трахаться раком для азиаток – занятие с малых лет программное, а импровизацией является все остальное. Брат рассказывал, что, проверяя свою теорию, некоторое время не расставался с линейкой.
– К этому быстро привыкаешь, – с буддийской мудростью говорил он. – Как и ко всему хорошему, что есть в Азии.
Мне вспомнилось, как один раз он вынырнул с длинной линейкой из набора «Прилежный менеджер» из раскисшей от возбуждения азиатской впадины, хотя уместнее было бы сказать не вынырнул, а нос оторвал, и с восторгом практикующего патологоанатома зашипел:
– Еще, по—моему, и правее от центра. Гораздо правее. Нет, правда. Иди, посмотри…
…Она пищала, даже не думая поворачиваться. Видимо, в таких скромных рамках представлялся ей секс с незнакомцем. С европейцем. Как обязательный укол в школе, встать лицом к стене и спустить штаны на половину попы.
В какой—то момент она повернула ко мне свое лицо и спросила:
– Are you happy?
Я застыл, как вкопанный.
– Are you happy? – еще раз спросила она, пытаясь найти ответ в моих глазах.
Тяжелый вопрос, ставивший в тупик все живое и человеческое. Что на него ответить?
Тогда я еще не понял, что в Таиланде вопрос «а ю хэппи?» лучше переводить как «поменяем позу?». И философствовать на тему счастья и смысла существования человека на земле здесь ни к чему.
15
Мне было так хреново, что я хотел уйти сразу. Но в итоге остался с ней до утра. Не знаю, что на меня нашло. Видимо, накопленная солнечная энергия дала кумулятивный эффект.
Нашел в тумбочке «Панасоник Бумбокс» и достал диск с песнями Тома Уэйтса и сборником из наших спектаклей. Заиграет или нет? Раздался «Блю Валентайн».
Она уже была одета в свой бесхитростный комсомольский наряд.
Я подошел к ней и сказал: «Let’s dance».
Танцевать под эту музыку одетым было кощунственно, по крайней мере, с моей стороны, и я снял майку и штаны. Ее обнаженность мне была не нужна.