Конец академии
Шрифт:
Погода тоже была не очень, Питер наконец дал о себе знать в сплошную затянувшими небо облаками, пронзительным ветром с залива, здесь также именуемого Финским, и неприятной мелкой моросью, от которой ветер казался ещё более холодным, пробирая до костей.
К тому же до сих пор мучила неизвестность в отношении меня и девчонок со взвода, потому как весь преподавательский состав дружно хранил молчание касательно того, какое наказание нам придумают за несанкционированную групповуху, отговариваясь фразой “решение пока не принято”.
Остановившись возле подъезда, заглянул девушке
– Не лезь!
– Ты что, всё за тот раз обижаешься?
– попытался я улыбнуться.
– Ну прости, больше так не буду. Давай, прекращай дуться, я как раз дома хочу попробовать кое-что новенькое, - подмигнул ей.
Но девушка внезапно лишь сильней нахмурилась. Продолжая упирать ладонь мне в грудь, ответила:
– Там будет с кем новенькое попробовать. Иди уже.
– А ты?
– А я здесь постою, не буду вам мешать.
Вновь посмотрев на девушку и не совсем понимая, что происходит, я пожал плечами и, открыв массивную подъездную дверь, зашёл внутрь. В конце концов, зайду в квартиру, там всё прояснится.
“Может, Руслана приехала?
– мелькнула шальная мысль.
– Проведать вою своего. Правда, с чего Илана такая странная? Неужели втык за что-то получила?”
Но это оказалась вовсе не Златолесская. В моём любимом кресле в гостиной расположилась Гиржовская, великая и ужасная безопасница рода, собственной персоной. И оценив её поджатые губы, сощуренные глаза и периодически сжимающуюся в кулак ладонь, я понял, что Семёнова точно отхватила порцию начальственного недовольства. Оставалось понять, какую именно и что достанется конкретно мне.
При виде меня женщина поднялась с места и, подойдя, смерила грозным взглядом сверху вниз.
– Привет, - произнёс я.
– Ну здравствуй, - ответила Мирослава, а затем, видя, что на попытку меня запугать я не реагирую, добавила: - Не ждал?
– Ну почему же?
– улыбнулся я.
– Вот знаешь, ждал, и не просто ждал.
– Это как?
– А вот так.
Я вышел в свою комнату, а когда через десять минут вернулся, то безопасница буквально обомлела, мигом растеряв всю свою злость. Потому как я был весь в чёрной коже, обтянувшей тело, в маске и с хлыстом в руках.
– Называй меня “господин”, рабыня!
– чуть глухо сквозь маску потребовал я.
А ещё через десять минут, от души хлеща плёткой по покрасневшей заднице вставшую на четвереньки и стонущую от возбуждения женщину, я понял, что опять забыл задёрнуть шторы. Посмотрев в окно, снова увидел мужика в доме напротив, что с приоткрытым ртом замер, уткнувшись лбом в стекло. Видимо, стоял он так довольно давно, как бы не с самого начала наших садо-мазо игрищ. Глаза его застыли, широко распахнувшись, с приоткрытого рта струйкой стекала на подбородок слюна, а правая рука, опустившись куда-то ниже пояса, под скрывший подробности подоконник, совершала дёрганые ритмичные движения. Похоже, бедняга в полном трансе.
И на сей раз помахав ему рукой, я подумал, что пора, наверное, с ним уже познакомиться. Можно сказать, не чужой человек, как-никак, столько видел.
Глава 8
–
– Что?
– переспросила та, отрываясь от каких-то бумаг на столе и поднимая взгляд на подчиненную.
– Он гаремный, - снова повторила полковница, опускаясь на стул и откидываясь на его спинке, - наш курсата. Самый что ни на есть гаремный мальчик Пётр Иванов.
– Бать!
– выругалась генерала, отодвинув бумаги в сторону и внимательно глядя женщину, уточнила, - Это точные сведения?
– Куда уж точнее. От Родионовой информация. И не только устно, - полковница кинула на стол перед собой папку, - здесь его досье с заведения, где проходил адаптацию.
Протянув руку Седова пододвинула бумаги к себе, раскрыла, тут же отметив, что это не оригинал, а отфотанные и заново распечатанные листы, внимательно проглядела, затем снова взглянула на подчиненную, - Не буду спрашивать как она это достала, но если всё так, то мы в полной заднице.
– Мягко сказано, - буркнула та, - если кто узнает, позору не оберешься, это же надо, у нас в элите вооруженных сил мальчик для утех.
– Дело даже не в этом, - качнула головой Седова, - самая жопа в том, что у них, у гаремных, напрочь поломана психика, они же безотказные. Безропотно лягут под любую бабу, стоит той только приказать. Честь, достоинство, нормы морали - у них нет даже понятия о таком, все это тщательно вымывают из их голов, промывают мозги капитально. Я сталкивалась с подобным. Беспрекословное подчинение любой женщине. Я, ты, Родионова, любая курсата, без разницы, скажет Иванову раздеться и лечь и он разденется и ляжет. Для него это норма. Ты помнишь как спокойно он про двадцать женщин, что у него были, говорил?
– Помню, - задумчиво кивнула полковница, по новому оценивая личность курсаты.
– Теперь все понятно. Что двадцать, что сто двадцать, ему все едино. Я же говорю, у них конкретный перекос в психике, и что теперь с этим делать я не знаю. Наказывать его за то, что он действовал так как его учили - неправильно. Он просто не поймет, за что мы его наказываем.
– Но подожди, - возразила начкафедры мобильных систем, - тут нестыковка, он же сам утверждал, что был инициатором контакта.
– И ты веришь?
– дернула бровью генерала, - я например, нет. А вот в то, что его так дрессировали, чтобы он изображал, - женщина выделила последнее слово, - что он актив - вот в это я поверю.
– Да ну, - усомнилась полковница, - кому такое надо?
– Не скажи, - мрачно усмехнулась начальница академии, - у некоторых дворянок башню на почве всяких извращений рвет конкретно. Там и не такое бывает. Поверь мне, я после своего первого контракта тоже пару лет в княжьем роду послужила. Но после того как насмотрелась на тамошние порядки, обратно в армию свалила и как страшный сон теперь вспоминаю.
– И все-таки, Иванов какой-то странный, - так до конца и не разуверилась в своих сомнениях начкафедры, - слишком ведет себя уверенно, одной дрессировкой это не объяснить.