Континентальный роман
Шрифт:
В кафе Луиза проследовала по указателю к туалету.
Вонь там стояла чудовищная. Несмотря на это, женщины терпеливо ждали, минуты тянулись. Луиза почувствовала, что от полуденной жары ее шатает. Когда подошла ее очередь, она вошла в кабинку и заперла за собой дверь.
Повернувшись к унитазу – или к тому месту, где должен был быть унитаз, – она обнаружила только дыру в полу. И что-то еще, движущееся в темноте. Она сделала неуверенный шаг вперед, чтобы разглядеть, что это. Тараканы. Она ахнула и отшатнулась, врезавшись в дверь за спиной. Из-за двери послышались недоуменные, вопросительные возгласы. Луиза не ответила, не зная, как это сделать на языке, который был бы понятен хоть кому-то из местных. Она закрыла глаза, дыша ртом. Повернулась, сделала свои дела как можно быстрее и присоединилась
У барной стойки она попыталась привлечь внимание бармена, но, подняв руку, обнаружила, что та дрожит. И снова возникло это ощущение, будто ее шатает. Она чувствовала присутствие рядом какого-то мужчины – тоже пассажира, – которого не знала, но к которому испытывала почти что благодарность, боясь, что скоро ей понадобится на что-то опереться. Это было очень странное ощущение, но теперь ей казалось, что затылок и кончики пальцев колют маленькими острыми булавками. Все вокруг подернулось пеленой, словно это не совсем по-настоящему, словно и не она сидит в этом кафе, в крошечном, богом забытом поселке посреди Испании. Она никак не могла понять, что она тут делает, как сюда попала, потому что не помнила, как преодолела расстояние между туалетом и барной стойкой. Язык казался толстым, сухим и совершенно бесполезным.
Ее сосед крикнул что-то по-испански бармену, тот быстро поставил перед ним два стаканчика и наполнил их какой-то темной жидкостью. Луиза зачарованно наблюдала. Потом сосед повернулся к ней и что-то сказал, но смысл ускользнул от нее полностью. Она покачала головой, не давая себе труда объяснить, что не говорит по-испански, – эта попытка только еще больше запутала бы их обоих.
– Buvez ca, – сказал он, поколебавшись. – Выпейте.
Она подняла глаза, изумленная тем, что он говорит по-французски. Дрожащей рукой она потянулась к стакану, не задумываясь, насколько благоразумно пить что-то предложенное незнакомым человеком. Он говорил с ней по-французски, на языке, который она понимала, и в тот момент этого было достаточно – ничего большего не требовалось. Она попробовала жидкость – янтарную, как она увидела теперь, когда поднесла стакан ко рту. На вкус напиток был превосходен: горечь алкоголя смягчалась сладостью апельсинов.
– Куда вы направляетесь? – спросил сосед. – Далеко вам ехать?
Луиза нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– В Париж, – ответила она.
Она остановила свой выбор на Париже. На городе, который так восхитил – нет, похитил – ее мать, что та уже не вернулась. Луиза вспомнила, как в том первом и единственном письме мать писала о квартире, которую снимает, – комната на восьмом этаже в доме без лифта, бывшее помещение для прислуги, а значит, она делила ванную и туалет с другими жильцами. Она писала Луизе о подозрительной старой хозяйке, которая каждый месяц упорно поднималась наверх, несмотря на хриплый кашель и выступающий на лбу пот, чтобы осмотреть квартиру проницательным взглядом, и всегда заявляла, что чего-то не хватает, что-то передвинуто. Она даже потребовала с матери Луизы несколько франков за пропажу картины, которой, как уверяла мать, там никогда и не было.
Луиза так часто перечитывала это письмо, что ей казалось, будто она переживала все это вместе с матерью, а не просто читала слова, написанные за много миль от нее. В последующие годы, когда воспоминания начали тускнеть, Луиза стала придумывать фрагменты, добавлять их к тому, что помнила, так что иногда уже не могла понять, что действительно написала мать, а что она сама себе вообразила.
Теперь она находилась в другой стране, за сотни миль от города, в котором никогда не бывала, но который, как ей казалось, знала так же хорошо, как и свою родную деревню, и сидящий рядом мужчина пододвинул к ней два куска хрустящего хлеба с каким-то мясом между ними. Она гадала, был ли этот сэндвич тут с самого начала или сосед только что заказал и его тоже.
– Mangez [28] , – велел он.
Она
– Vous vous sentirez bientot mieux [29] , – заверил ее он.
– Merci.
Она подняла глаза на соседа, удивляясь, как не замечала его раньше. Он наверняка ехал с ней в автобусе, вряд ли житель этого поселка стал бы утруждать себя изучением языка, на котором тут не говорили. А еще его отличал покрой одежды – в сельской местности такую явно не носили, хоть она и не была особенно дорогой. Вещи опрятные, подумала Луиза, ухоженные, как и сам их владелец. Она почувствовала, что ее руки перестают дрожать.
28
Ешьте (фр.).
29
Скоро вы почувствуете себя лучше (фр.).
– Attention au soleil [30] , – сказал он, указывая на улицу, на солнце. – Если вы к такому не привыкли, поначалу может быть тяжеловато.
– Да, – пробормотала Луиза, смахивая крошку с уголка рта. – Я не привыкла к жаре.
Она посмотрела на него и хотела сказать что-то еще, нечто большее. Ощущая на себе его пристальный взгляд, она почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что он объяснит это тепловым ударом, как это и должно объясняться – мысли путаются, руки и ноги покалывает. Она подалась вперед, собираясь еще раз поблагодарить его, спросить, как его зовут, когда раздался голос, перекрывавший все остальные голоса в кафе. Говорил водитель автобуса, который стоял и махал рукой.
30
Берегитесь солнца (фр.).
– А, перерыв закончился, – перевел сосед.
Луиза кивнула. Водитель поставил чашку рядом с пустой тарелкой и направился к автобусу. Остальные пассажиры начали вставать, отрываясь от барной стойки и столиков, отодвигали недоеденное или заворачивали остатки в салфетки, чтобы взять с собой. Луиза повернулась к соседу, чтобы поблагодарить его, но он уже ушел.
Она нахмурилась, оглядывая кафе, но нигде его не обнаружила. Она не знала, надолго ли отвлеклась, засмотревшись на окружающих, – видимо, надолго, если даже не заметила, как он ушел. Она задумалась, не обидеться ли, что он исчез не попрощавшись, и решила, что это и правда обидно. В будущем, сказала себе она, нужно вести себя осторожнее. Ей стало дурно от одной лишь мысли, что могло бы произойти, окажись он кем-то другим. Тут она ощутила, что сумка наполовину сползла с колен. Подтянув ее поближе к себе, Луиза села так, чтобы та плотно прижималась к ногам.
Она снова выглянула в окно, увидела, что к автобусу выстраивается очередь, и подумала, что вроде бы тот человек стоит впереди, но не была уверена. Луиза быстро завернула остаток сэндвича в салфетку, положила его в сумку и подала знак бармену. В отсутствие других посетителей он быстро обратил на нее внимание. После череды торопливых жестов ей удалось заказать еще один такой же сэндвич. Бросив на стойку несколько монет, она поспешно поблагодарила бармена и вышла из кафе, боясь, как бы автобус не уехал без нее.
3
Анри
Анри украдкой бросает взгляд на женщину, сидящую напротив. Она с непроницаемым выражением смотрит в окно. С тех пор как она появилась в купе, он чувствует, что она держится настороженно. Он подозревает, что знает причину ее холодности, но легче от этого не становится, особенно после всего, что между ними произошло.
– Я подумываю, не сходить ли в вагон-ресторан, – говорит он, начиная вставать. На самом деле ни о чем таком он не думал, но ему отчаянно хочется выбраться из душного купе, из ловушки собственных мыслей. – Не хотите ко мне присоединиться?