Королева в изгнании
Шрифт:
– Второе, - лаконично ответила Маша.
Конвойный удивленно покосился на нее.
– Проводите девушку, - вздохнул Зыков.
Выходя, Маша с опаской поглядывала на следователя: сейчас не трудно было определить ее местоположение, не схватится ли он за пистолет. Только потом она поняла, что если бы он сделал это и сумел убить ее, он никому не смог бы объяснить этот поступок, и это стоило бы ему, как минимум, карьеры.
3
"Моя душа принадлежит хаосу, - с легким испугом думала Маша, шагая по тротуару. Как иначе расценивать
"Вульгарный мент", - вспомнила она и опять хихикнула сама с собой. Может быть, все-таки, потому ей так хорошо, что она разоблачила лицемера и победила его? Он был таким беспомощным, таким униженным!
Как бы там ни было, ей было хорошо, и она прекратила бессмысленный самоанализ, интуитивно чувствуя, что, стоит ей докопаться до причины своей радости, как та сейчас же улетучится.
Он жив! И он выздоровеет!.. И что тогда? Интересно, может ли мужчина любить женщину, которую не видит? Вспомнилась где-то слышанная поговорка "мужчина любит глазами". А если даже не так, все равно им годы не быть вместе. От трех до семи, так, кажется, сказал Зыков.
Но и эти невеселые мысли не развеяли ее благодушия. Тут же она подумала: может быть уже вернулась мама и ждет ее? Телефон-автомат был поблизости, а рядом в киоске "Союзпечати" продавались жетоны.
Но когда она набрала свой домашний номер, трубка не ожила.
Идти сейчас к Алке? Хоть Маше и был дан ключ от ее квартиры, идти в пустое чужое жилье (Алка-то в институте) казалось ей чем-то неправильным. Слишком часто бывала она в чужих квартирах без приглашения и даже без ведома хозяев.
Нужно было подумать о последствиях своей сегодняшней выходки в прокуратуре, но в голову ничего не приходило.
Она присела на скамейку и закурила.
Оставаться на улице тоже не прельщало: становилось по-осеннему прохладно. И хотелось есть.
И вдруг, словно похмелье, черная волна нахлынула на нее. Одиночество. Все это время она не ощущала, как она одинока. В Питере был папа со своей смешной заботой, потом - Атос; и "бандиты" (для кого-то - бандиты, а для нее - безопасные и забавные человечки). Потом была всепоглощающая ревность, обида, страстная жажда мести... Плотность чувств с лихвой заменяла ей общение. Потом - радость встречи с домом, Алка, возвращение веры в любовь...
Сейчас - пустота. Пустота, пустота, пустота...
Это было ужасно глупо с ее стороны - вот так сидеть и упиваться своим одиночеством, и, наконец, она решила, куда сейчас отправится: в политех к Алке на занятия. И посоветуется с ней. Или посоветуется потом, а сегодня снова сходит с ней к ее ребятам в общежитие. Развеяться. А там - будет видно.
...Звонок возвестил об окончании пары, и из аудитории в коридор посыпались
Алка вышла одна из последних в сопровождении тоже знакомого Маше парня - того самого Сережи, который ухаживал за ней на той, памятной, вечеринке. "Очень характерно", - отметила про себя Маша. Алка с детства усиленно кокетничала именно с ЕЕ мальчиками. Они никогда не ссорились по этому поводу, ведь шансов у Алки "увести" мальчика практически не было, сама же она объясняла свое поведение так: "Просто, Машка, у тебя вкус хороший: только ты скажешь, что тебе мальчик нравится, смотрю, а он точно - классный..."
Увидев Машу, Алка обрадованно помахала рукой, а Сережа потупился. Маша внутренне усмехнулась: какие они все-таки дети.
– У нас еще пара, я тебе очень нужна?
– спросила Алка, поравнявшись с ней.
– Да, у меня, кажется, неприятности.
– Ты в своем амплуа... Ладно, тогда я смываюсь, - Алка обернулась к Сергею.
– Будь другом, устрой, чтобы на перекличке кто-нибудь за меня крикнул.
– Устрою, - вроде бы даже с облегчением тряхнул тот светлой шевелюрой и побежал догонять остальных.
– Что у тебя опять стряслось, пропащая ты душа?
– накинулась Алка.
– Сейчас все расскажу. Где тут присесть можно?
– Деньги есть с собой?
– Смотря сколько.
– Тут прямо в корпусе кафе недавно открылось...
– Ну, на это-то хватит...
– Я всяко не "Форд" у тебя хотела попросить.
– Кто тебя знает. Хотя, если сильно попросишь...
– Ты уже достала своими барскими замашками. Пойдем.
...После рассказа Маши они довольно долго молчали, потягивая через соломинку коктейль. Неважный коктейль - отметила про себя Маша. За то - не дорогой.
– Знаешь, - начала наконец Алка, - когда мы от Леши шли, и ты не захотела исчезнуть, я тебя не понимала. Я привыкла думать, что ты живешь в Питере, что тут ты - в гостях... Но потом поняла: тебе, везде было плохо, дома ты - только здесь...
– Да нет, - перебила Маша, - иногда мне было очень хорошо...
– С ним, - кивнула Алка.
– А знаешь почему? Потому что в нем твоя душа неприкаянная нашла хоть что-то стабильное. Домашнее. Ведь не влюбилась же ты в какого-нибудь пижона питерского, мало их там что ли?
– Хватает, - улыбнулась Маша, припомнив "Охту" и ее постоянных посетителей.
– Так вот. Он для тебя был частицей дома...
– Ну, не только...
– Не перебивай, дай договорить, - чуть повысила Алка голос, и Маша, кивнув, стала внимательно слушать ее.
– Из дома ты не сама уехала, тебя выперли. Отчим выпер. В Питере друзей настоящих ты себе не завела. И тут - Леша. Может быть, он для тебя и что-то большее, только лучше всего тебе было бы С НИМ и ЗДЕСЬ, понимаешь?