Королева викингов
Шрифт:
Она танцевала и пела под блекло-голубым безоблачным небом, на сухой земле. Она вырезала свои метки на стержне стрелы, говоря каждой из них, что она должна делать, как и когда. В конце концов она со всем тщанием собрала волосы, повязала платок и, прежде чем уйти, наскоро помолилась Христу. Разве он не хотел, чтобы его вера пришла в Норвегию?
Киспинг поплывет вместе с ее сыном Харальдом. Она знала, что ни тот, ни другой не хотел бы этого, но все равно так будет. Однако сначала она должна будет поговорить с Киспингом наедине и, возможно, не один раз.
Он может и не пригодиться. Если же пригодится, то, не исключено, у него ничего не получится. Но, по крайней мере, для своих и Эйрика сыновей она делает все, что в ее силах.
XXX
Проехав
Лето лишь недавно перевалило за середину, и ночи все еще представляли собой всего лишь непродолжительные сумерки между двумя долгими-долгими днями. Когда солнце поднялось к зениту, король и его гости пошли в дом, где была к тому времени приготовлена обильная трапеза, рассчитывая пробыть там долгое время.
В небе, с которого ярко светило солнце, бежало несколько чистых белых облачков, а между ними и морем с криками кружились сотни морских птиц. Сильный соленый ветер ослаблял жару. Хотя вид на запад от Фитйяра закрывал небольшой островок, с северной оконечности Сторда дозорные могли обозревать широкую перспективу фьорда и моря. На изумрудно-зеленых волнах тут и там мелькали белые барашки. Время от времени вдали из воды выпрыгивали могучие киты. С юга поля окаймлял густой лес; деревья негромко шелестели листвой и хвоей. По хлебам, как и по морю, пробегали волны. Лошади, коровы и овцы паслись на ближних лугах, свиньи, гуси и куры бродили среди домов. Земля дремала, наливаясь соками. Дозорные ворчали, что их, дескать, оставили без еды и питья, но, скорее, просто для того, чтобы поворчать. Их очередь попировать должна была вскоре подойти. К тому же им нужно было много за чем наблюдать. Как, впрочем, и всей Норвегии.
И вдруг из-за края окоема вырос парус, за ним другой, третий, и еще, и еще… Корабли, влекомые попутным ветром, быстро приближались с юга. Порой там вспыхивали яркие искры — может быть, позолота на драконьих головах? Дозорные пока еще не могли рассмотреть точно.
Король должен узнать об этом, говорили друг другу дозорные. Но никто из них не хотел доставлять известие, так как Хокон накладывал тяжелый штраф на каждого, кто поднимал ложную тревогу. Но пока они спорили, количество кораблей продолжало увеличиваться. Да, королю, пожалуй, все же следует сообщить. Кто-то, более сообразительный, чем остальные, помчался на подворье. Когда он добрался до длинного дома, там толпились гости и свободные дружинники; они переговаривались, пили пиво, занимали места на скамьях. Слуги расставляли на столах подносы с едой. Вестник нашел в толпе Эйвинда Финнсона, дернул скальда за рукав и, задыхаясь после быстрого бега, сказал, что тому нужно, не теряя ни мгновения, выйти и посмотреть, что происходит снаружи. Эйвинд, расталкивая людей, вышел вместе с воином на берег. К тому времени корабли заметно приблизились, и оказалось, что их очень много.
Эйвинд торопливо вернулся в зал. Люди продолжали рассаживаться, соблюдая порядок, установленный знатностью и богатством. Скальд остановился перед королем и проговорил, перекрыв общий гвалт:
— Мало времени для деяний, ибо пир слишком долог.
Спокойная радость исчезла с лица Хокона.
— Что там такое? — рявкнул он. В зале мгновенно воцарилась тишина.
Эйвинд ответил стихами:
Сыновья Кровавой Секиры зовут нас кольчуги надеть и встретиться с ними на тинге кровавом. Некогда ныне нам яства в— Ты слишком мудр, Эйвинд, и не можешь ошибиться, решившись произнести такие слова, — сказал король. Он выпрямился во весь рост на своем возвышении. — Убирайте столы! — крикнул он. — Пойдем и посмотрим своими глазами.
Люди столпились на ближнем мысу, в тревоге разглядывая приближавшийся флот. Он был огромен. На каждом корабле сверкали кольчуги и блистали копья.
Хокон собрал своих дружинников на совет. Следует ли им встретить приближающееся войско теми силами, какими он располагал, или же поспешно погрузиться на свои корабли и бежать?
— Нетрудно заметить, — сказал он, — что против нас сегодня идет сила, какой мы еще никогда не встречали ни в одном из прежних сражений с сыновьями Гуннхильд.
Все потупили взоры; никто не хотел говорить первым. Ветер вздыхал, плескались волны. И тогда заговорил Эйвинд:
О, Ньёрд средь людей, было б неумно на север бежать, видя, как с юга короля Харальда ветер несет корабли. Лучше нам будет, великий король, в бой пойти смело и со щитами в руках, встретить врага, как героям.— Это совет истинного мужа, и мое сердце подсказывает то же самое, — ответил Хокон. — Однако я хочу узнать, что думают другие.
Ни у кого не оставалось сомнений в том, чего желал сам король, и большинство сказало, что лучше пасть в бою, как подобает мужам, чем удирать от датчан. Уже не в первый раз, говорили воины, им придется сражаться в меньшинстве против многих, но до сих пор норвежцы всегда побеждали.
Король поблагодарил их за верность и повелел вооружаться. То же самое сделали и бонды, узнав о решении вождей. Они понимали, что в ином случае их дома захватчики вскоре обратят в пепелища, скот вырежут, а женщин и детей или убьют, или, если сочтут, что за них можно выручить деньги, уведут в оковах.
Хокон собственноручно надел кольчугу, опоясался своим мечом Рассекателем Жернова, покрыл голову позолоченным шлемом, взял копье и щит. Облачившись, он повел воинов на прибрежный луг, выстроил дружинников и ополченцев вместе и велел поднять свои знамена. По правую руку от него стоял Торольв Скольмсон, носивший прозвище Могучий, хотя ему было только восемнадцать зим; говорили, что он равен силой королю Хокону. Эйвинд-скальд держался поблизости.
Тем временем захватчики вошли в пролив между островами, завели свои корабли на отмели или приткнули к берегу, высадились на сушу и подняли штандарты своих вождей. Оружие сверкало, ярко раскрашенные щиты стояли стеной, копья вздымались к небу, словно роща тонких стройных деревьев. Пришельцы выстроились от воды до самого леса несколькими глубокими острыми клиньями; их приходилось, вероятно, не меньше шести человек против одного норвежца.
Король Хокон приказал Торольву подержать его оружие, а сам стянул с себя кольчугу и отбросил ее в сторону. За спиной у него раздались громкие восторженные крики. Воины видели в этом не безрассудство, а бесстрашие; это дарило им надежду.
Рога взревели, подав сигнал, грянули боевые кличи, птицы с криками взвились высоко в воздух. Земля глухо загудела под ногами захватчиков. В обе стороны полетели копья, стрелы, камни. Пролилась первая кровь, упали первые раненые и убитые. Норвежцы стойко защищались. Вскоре загремели мечи и топоры, сокрушая щиты, разрубая шлемы и кольчуги.