Красавицы не умирают

Третьякова Людмила

Грибоедов называл себя «секретарем бродящей мис­сии», поскольку много ездил по странам, а еще жаловался: «Веселость утрачена, не пишу стихов, может, и творил бы, да читать некому... Что за жизнь! В огонь бы лучше бро­ситься...»

* * *

Отдушина все-таки была — Грузия. Пользуясь любым предлогом, Грибоедов выбирался из персидских краев в Тифлис — так тогда называли Тбилиси. Заимел здесь друзей, но более всего сошелся с тезкой — тоже Алек­сандром, но Чавчавадзе. Отчество у князя было Гарсеванович, что не мешало русским знакомцам перекрестить его в Ивановича. Грибоедов, как человек одинокий, не знавший ни дома, ни семейного тепла, обычно с каким-то особым чувством возился

и ладил не только с Ниной, но и с двумя другими маленькими Чавчавадзе — Катей и Давидом.

Память маленькой Нины потихоньку, год за годом ко­пила мельчайшие события в их с Грибоедовым уже на­чавшейся истории.

«Конечно, главное внимание Александра Сергеевича было обращено на княжну Нину... которой было лет че­тырнадцать тогда, — вспоминала одна из подруг юности княжны Чавчавадзе, — хотя она, как все южанки, была уже вполне сложившаяся женщина в эти годы. Он зани­мался с нею музыкой, заставлял говорить по-французски и даже, когда он, впоследствии, взял ее руку и повел в наш сад делать предложение, она думала, что он засадит ее за рояль».

...У Чавчавадзе был назначен вечер. Как всегда, ста­рики толковали о своем, молодежь танцевала. Среди Нининых поклонников был молодой офицер Сергей Ни­колаевич Ермолов. Он, безоглядно влюбленный, бук­вально следовал по пятам за милой девочкой. Но Нина все обращала в шутку. Они с Сережей друзья, ведь правда? Вокруг и кроме нее много красивых девушек, и они будут рады, если на сегодняшнем вечере он уделит им внимание. Но молодой офицер видел только ее одну, маленькую княжну с чуть вытянутыми к вискам темными глазами. Он хотел жениться, увезти Нину с беспокойного Кавказа в свою тихую Москву, к маменьке. А потом они будут приезжать к Александру Гарсевановичу, чтоб и он понянчил внуков... Но где же Нина? Сергей заме­тил, что все повернулись к отворившейся двери. Один из тех, кто был на этом вечере, после записал: «Нина Александровна появилась в старинном грузинском кос­тюме, сохранившемся у бабушки ее Марии Ивановны. Костюм этот много живописнее новейшего, и красота ее в нем была неописанная...»

Нина танцевала с Сергеем, танцевала с другими гостями. Ей хотелось, чтобы всем было весело и хорошо. Почему? Сегодня отец Александр Гарсеванович получил письмо. Он так и сказал: «Ниночка, вот письмо... Гри­боедов тебе кланяется. Твой дядя Сандро...» — «Мой?» Нина вспыхнула, а отец сделал вид, что ничего не за­метил.

Какой он особый, ни на кого не похожий, ее добрый «дядя Сандро»! Одиннадцати лет он стал студентом Мо­сковского университета. Учился блестяще. За шесть лет окончил три факультета: словесный, юридический, естественно-математический. Готовился сдавать экзамены на звание доктора права, но грянула война с Наполеоном, и дядя Сандро надел гусарский мундир. Он не захотел про­должать военную карьеру, стал дипломатом — и каким! Она, Нина, кроме родного и русского, знает только фран­цузский. А он? С детства говорит на английском, немец­ком, итальянском. В университете выучил греческий и ла­тинский. Потом овладел персидским, арабским, турецким. А какой он музыкант! Играет на фортепьяно, флейте, ор­гане. Пишет музыку. Ах, как любит она его вальс!.. Лю­бит... любит... любит... Пришло время, когда Грибоедов стал писать Нине лично. Однажды она получила письмо, где была строчка, вовсе лишившая ее покоя: «Вы знаете, как я много вас люблю».

Наверное, сердце женщины противоречит законам природы: оно не взрослеет и не стареет. В нем от рожде­ния заключено сокровенное знание о своем предназначе­нии — любить. И без учителей и подсказок оно не может спутать это чувство ни с каким другим.

...Грибоедов уже давно отметил свое тридцатилетие и все это время был, пожалуй,

рад, что, оставаясь холостя­ком, сохранил свободу. Женитьба? Ветрены, мелочны, глупы, тщеславны — список пороков, обнаруженных им у дамского пола, можно было продолжить. Тех, в кого он влюблялся, любую из героинь своих романов, Грибоедов не хотел бы назвать женою. Вместе с тем зрело смутное желание встретить такую женщину, любовь к которой за­ставила бы его покончить с затянувшимся холостячеством. Но шло время — и он сознавал, как призрачна его мечта. Не суждено, наверное...

Когда он понял, в ком его надежда, то испугался. Ни­на! Испугался ее юности, чистоты, ее тихих глаз. «Мне простительно ли, после стольких опытов, стольких раз­мышлений, вновь бросаться в новую жизнь?» Он суеверно отгонял от себя мысль о возможном счастье, исступленно желая его: «Это теперь так светло и отрадно, а впереди так темно! Неопределенно!»

Но запруда прорвана... Теперь эта девочка держит в руках его жизнь. Если она скажет «нет» — тогда он зна­ет, что надо делать.

Приехав к Чавчавадзе, Грибоедов обратился к Нине непривычно сурово, сказав быстро: «Пойдемте в сад. Мне надобно сказать вам что-то важное». В аллеях, залитых лунным светом, отступил в тень, чтобы девушка не видела его изменившегося лица.

— Нина, я люблю вас!

— И я вас. Уже давно.

Сережа Ермолов, узнав, что скоро быть свадьбе, чуть не заплакал. Друзьям же говорил, что более не думает о Нине, а перед самым венчанием прибежал в их дом и срывающимся голосом сказал, что одного желает ей: счастья на всю жизнь.

Бракосочетание Нины и Грибоедова вызвало не только в Тифлисе, но и в обеих столицах российских живейший ин­терес. Оно казалось внезапным и оттого еще более роман­тичным. Собственно, так оно и было: 16 июля Грибоедов сделал Нине предложение, а на 22 августа была назначена свадьба.

«...Очень меня ошеломило такое известие о том, что Грибоедов женится. Его будущая жена — молодая шест­надцати лет княжна Нина Чавчавадзе: она очень любезна, очень красива и прекрасно образованна», — пишет Карл Аделунг, второй секретарь посольства Грибоедова, впо­следствии погибший вместе с ним.

«Весь Тифлис проявляет живейшее сочувствие к этому союзу, — читаем в частном письме. — Он любим и ува­жаем всеми без исключения: она же очень милое, доброе создание, почти ребенок, так как ей только что исполни­лось 16 лет».

Были и скептики. Женитьба много повидавшего чело­века, которому за тридцать, на юной Нине у знакомого Грибоедова Н.Н.Муравьева-Карского не вызвала радост­ных чувств. Это супружество, как он полагал, «никогда не могло быть впоследствии времени счастливым по непосто­янству мужа...».

Давнее знакомство с Грибоедовым, а более того, слухи о его громких историях, доходившие до Кавказа, рождали в Муравьеве-Карском сомнение: «Казалось мне, что он только искал иметь красивое и невинное создание подле себя для умножения своих наслаждений. Нина была от­менно хороших правил, добра сердцем, прекрасна собою, веселого нрава, кроткая, послушная...»

Однако этого «впоследствии времени» не случилось. Семейная жизнь Грибоедовых вела счет не на годы, даже не на месяцы. Всего четырнадцать недель — с венчания до 9 декабря 1828 года, когда, оставив Нину в Тавризе, Грибоедов уехал в Тегеран, — вместило их короткое су­пружество. И самое безмятежное время, когда жизнь и счастье казались бесконечными, разумеется, выпало на первую свадебную неделю.

Из газеты «Тифлисские ведомости»:

«...1-й бал, или, лучше сказать, обед с танцами, дан был 24-го августа нашим полномочным министром в Пер­сии А.С.Грибоедовым по случаю бракосочетания его с княжной Н.А.Чавчавадзе».