Красный сфинкс
Шрифт:
Как только Виктор Амедей ушел, кардинал пригласил к себе графа де Море, герцога де Монморанси, а также маршалов де Креки, де ла Форса и де Шомберга, обрисовал им ситуацию и стал с ними совещаться.
Все пришли к заключению, что, раз уж кардинал вытряхнул из-под полы своей сутаны войну, то следует воевать!
Ришелье отпустил всех с наказом приготовиться к завтрашнему походу и попросил Монморанси задержаться.
Оставшись с герцогом наедине, кардинал спросил:
— Герцог, вы хотите стать завтра коннетаблем?
Глаза
— Монсеньер, — ответил он, — судя по тому, как ваше высокопреосвященство мне это предлагает, я боюсь, что вы собираетесь попросить у меня чего-то невозможного.
— Напротив, нет ничего проще. Мы объявили герцогу Савойскому войну. Через два часа его известят об этом; он находится в замке Риволи. Возьмите пятьдесят всадников на хороших лошадях, окружите замок, захватите герцога и его сына в плен и доставьте их сюда. Когда они окажутся здесь, мы сможем добиться от них всего, чего пожелаем, и пленники будут рады пройти под нашим Кавдинским игом.
— Монсеньер, — отвечал Монморанси с поклоном, — неделю назад я гостил в замке Риволи в качестве вашего посланника. Я не смогу вернуться туда как предатель и враг.
Кардинал посмотрел на герцога и произнес:
— Вы правы, такие вещи впору предлагать какому-нибудь капитану, а отнюдь не Монморанси. К тому же у меня есть под рукой один храбрец. Я буду помнить о вашем отказе, любезный герцог, и буду вам за это признателен, но забудьте о том, что я вам предлагал.
Монморанси поклонился и вышел.
— Я ошибся, — задумчиво произнес кардинал, — привычка пользоваться людьми порождает в нас презрение, которое мы распространяем чересчур на многих.
Затем, дважды позвонив в колокольчик, он позвал:
— Этьенн! Этьенн!
Тут же появился Латиль.
— Знаешь ли ты замок Риволи? — спросил кардинал.
— Тот, что расположен на расстоянии одного льё от Турина?
— Да. Сейчас там живет герцог Савойский с сыном.
Латиль улыбнулся.
— Тебе предстоит одно дело, — продолжал кардинал.
— Какое?
— Надо похитить обоих. Ты за это возьмешься?
— Еще бы!
— Сколько людей тебе потребуется?
— Пятьдесят хорошо вооруженных всадников. Выбери себе помощников и лошадей сам; в случае успеха вас ждет награда: пятьдесят тысяч ливров солдатам и двадцать пять тысяч тебе.
— Я бы почел за честь сделать это и так, но если ваше высокопреосвященство непременно желает прибавить к своему поручению нечто существенное, я готов отправиться, куда он захочет.
— Ступай, мой дорогой Латиль, и помни: я заранее убежден, что, если у тебя ничего не выйдет, это случится не по твоей вине.
— На все Божья воля, монсеньер!
Латиль направился к двери, а затем, обернувшись, спросил:
— Рассказывал ли монсеньер кому-нибудь о своем плане, прежде чем поделиться им со мной?
— Только
— Черт побери, это лишает нас половины шансов на успех!
Ришелье нахмурился и воскликнул:
— О! Он имел право отказаться, но выдать нас — это уж слишком!
Затем он сказал, обращаясь к Латилю:
— В любом случае, поезжай, и, если ты потерпишь неудачу, что ж, я буду сетовать вовсе не на тебя.
Десять минут спустя небольшой отряд из пятидесяти всадников во главе с Этьенном Латилем проскакал под окнами кардинала, который смотрел им вслед, приподняв решетчатые ставни.
XVIII. НЕУДАЧНАЯ ОХОТА
В то время как Виктор Амедей вел переговоры с Ришелье, герцог Савойский, обладавший характером бахвала, давал роскошный бал в замке Риволи, хотя он и знал: неприятель, уже доказавший, что он не их тех, кем можно пренебречь, весьма вероятно, объявит ему войну. На этом балу собрались самые красивые женщины Турина и самые элегантные дворяне Савойи и Пьемонта.
Герцог Савойский, ловкий, умный и кокетливый, невзирая на свои шестьдесят восемь лет, с остроумием, присущим горбунам, смеялся над своим горбом, а также терпеливо и старательно, как молодой человек, оказывал знаки внимания своей невестке, в честь которой был устроен праздник. Однако временами его лицо ненадолго омрачалось. Герцог думал о том, что французы находятся всего в восьми-десяти льё от его замка, те самые французы, которые всего за несколько часов овладели Сузским проходом, считавшимся неприступным, и вот теперь кардинал де Ришелье и Виктор Амедей решают его судьбу, хотя относительно этого все пребывали в неведении.
Около девяти часов появился пышно разодетый принц с улыбкой на устах; поздоровавшись прежде всего с принцессой Кристиной, затем с дамами и в заключение с несколькими знатными савойскими или пьемонтскими дворянами, удостоившимися его дружбы, Виктор Амедей направился к своему отцу, поцеловал его руку и сказал шепотом, без малейшего признака волнения на лице:
— Франция объявила нам войну, военные действия начнутся завтра, следует быть начеку.
Герцог ответил ему также тихо:
— Уходите после кадрили и передайте войскам приказ двигаться в сторону Турина. Тем временем я направлю комендантов Велланской, Фенестрелльской и Пиньерольской крепостей на их позиции.
Затем Карл Эммануил махнул рукой музыкантам, переставшим играть при появлении принца Виктора Амедея, в знак того, что можно продолжать.
Виктор Амедей взял за руку свою жену принцессу Кристину и, не сказан ни слова о разрыве отношений между Савойей и Францией, возглавил кадриль. Тем временем, Карл Эммануил, как он и говорил сыну, подошел к комендантам трех главных крепостей Пьемонта и приказал каждому немедленно отправиться в свою цитадель.