Крест в круге
Шрифт:
Вадим вздрогнул. Ледяное, обжигающее предчувствие, в первый раз кольнувшее его, когда в отеле появился молодой человек с цветами, теперь лавиной обрушилось в сердце осознанием развязки.
Выскочив из операторской и мчась через три ступеньки по лестнице на четвертый этаж, он уже точно знал, что это – финал . А финал, в свою очередь, обещал новое, еще неизведанное начало . Он наконец понял, что эти жуткие, таинственные два числа – 215 и 222 – в его жизни уже были! Они существовали где-то очень далеко, в каком-то неправильном или, наоборот, правильном мире. Они фамильярно подмигивали ему своей позолотой из глубины десятилетий, с потускневшей картинки, написанной больше полувека назад. Эта картинка, как вспышка фотографа, выдернула из его жизни мгновение и назвала его – последним. И в этом последнем мгновении было все: свет, любовь, тепло и невысказанное пьянящее чувство, которое, наверное, называют счастьем. В этом мгновении навсегда осталась та, чье имя он пронес через все долгие десятилетия воздушных мытарств. Все погрузилось в забвение после той яркой фотографической вспышки. Все, кроме этого имени.
– Мила! – позвал он, едва сдерживая в груди рыдания. – Я не забыл тебя!
В коридоре четвертого этажа, уже пробежав несколько метров, отделяющих его от 215-го номера, он вдруг остановился как вкопанный и в изумлении попятился назад. Скользкий квадрат холодного зеркала выхватил его отражение и спрятал
Он стоял перед зеркалом, и слезы катились у него из глаз. Его отражение тоже плакало.
Сейчас Вадим понял, чего не хватало на той застывшей картинке из далекой-далекой жизни. Его самого! Этого высокого лба, обрамленного темными волнистыми волосами, этого тонкого носа и волевых губ, этих печальных и чуть прищуренных серых глаз. Этого новенького кителя сотрудника НКВД с ярко-синими петлицами и безобразной намокшей бурой кляксой чуть ниже левого кармана.
– Здравствуй, Вадим! – услышал он и обернулся.
Мила стояла в дверях 215-го номера и протягивала куда-то в пустоту черную кожаную папку – ту самую, в которой когда-то, очень давно, лежали чистые листы бумаги.
– Я пришла к тебе , – сказала она, – потому что всю жизнь ждала этой встречи. Потому что верила в нее.
– Я всегда помнил тебя , – взволнованно ответил Вадим. – Я чувствовал, что мы будем вместе… Как тогда, в Александровском саду…
– Да… – согласилась Мила. – Как в Александровском…
– Мы будем держаться за руки и молчать…
– И молчать… – как эхо отозвалась Мила.
– Мы будем любить друг друга без слов и прикосновений.
– Тебе не придется больше страдать, – заверила Мила. – Я взяла твои страдания.
– Я знаю… – печально ответил Вадим. – Ты искупила мое неверие.
– Я искупила веру в судьбу, – поправила Мила. – Твою… и нашего сына.
Из-за колонны робко выступил худенький юноша в грязной рубашке с закатанными рукавами и кривым, похожим на крест железным прутом в руке.
– Боря, – позвала его Мила, – ты больше не веришь в судьбу? Не веришь, что сам являешься ее хозяином или творцом?
Молодой человек опустил глаза и отрицательно покачал головой.
– Нет, мама, я теперь знаю, что наша жизнь пишется не нами. У нас есть только выбор между добром и злом, между правильным и придуманным, между верою и отчаянием.
– И теперь ты знаешь, какой крест может разорвать круг? Это ведь не птица, охраняющая богатство, и не кинжал, разящий в сердце…
Юноша кивнул.
– Знаю…
Мать, отец и сын приблизились друг к другу.
– Мы теперь всегда будем вместе… – прошептала мать. – По вере нашей…
– А кого же убили сегодня в двести двадцать втором номере? – спросил отец.
– Моего сына, – горько ответил юноша.
– Нашего внука, – сказала мать.
– Но его нет с нами, – возразил отец.
– Его с нами нет, – подтвердила мать. – У него – другая судьба …Все трое оглянулись печально на людей, беспокойно суетящихся возле комнаты, и, взявшись за руки, медленно двинулись по коридору – навстречу тому началу, которое всегда непременно следует за концом.
Круг замкнулся.
Часть третья Другая судьба
Глава 1
Борис читал долго, то повышая голос, то сползая почти до шепота, то делая длинные паузы, то словно торопя события, которые предрекал.
«…Мать, отец и сын приблизились друг к другу.
– Мы теперь всегда будем вместе… – прошептала мать. – По вере моей…
– А кого же убили сегодня в двести двадцать втором номере? – спросил отец.
– Моего сына, – горько ответил юноша.
– Нашего внука, – сказала мать.
– Но его нет с нами, – возразил отец.
– Его с нами нет, – подтвердила мать. – У него – другая СУДЬБА…
Все трое оглянулись печально на людей, беспокойно суетящихся возле комнаты, и, взявшись за руки, медленно двинулись по коридору – навстречу тому началу, которое всегда непременно следует за концом.
Круг замкнулся».
Борис замолчал и медленно закрыл тетрадь. В комнате повисла дрожащая тишина. Было слышно, как шевелятся занавески на окнах, прогоняя холодную февральскую ночь 1995 года.
И вдруг среди этой сосущей, вяжущей тишины пронзительно завыл Пунш. Вадиму показалось, что сердце остановилось и глыбой сколотого льда сорвалось вниз.
Еще через мгновение распахнулась дверь, и в комнате вспыхнул свет. На пороге стоял Матвей. Он испуганно протер глаза и уставился на Вадима.
– Что здесь происходит? Ты почему не спишь?
Из-за его плеча выглянула сонная тетя Наташа.
– Пес совсем сдурел! Сейчас весь дом разбудит!
Борис закрыл тетрадь, грузно поднялся из-за стола и отправился на свою раскладушку. Матвей проводил его взглядом и опять повернулся к Вадиму:
– Что здесь происходит?
– Ничего, – тихо ответил Вадим. – Просто не спится. Ночь такая… странная.В коридоре Матвей столкнулся с Натальей Владимировной. Она стояла босыми ногами на холодном линолеуме и с тревогой ждала, когда муж выйдет из комнаты.
– Ты что? – нахмурился он. – Иди спать…
– Матвей, – пронзительно зашептала женщина, – собака выла… Это не к добру.
– Не к добру, – согласился тот. – Это – к смерти…
– К чьей смерти? – выдохнула тетя Наташа, едва не оступившись от ужаса.
Вместо ответа Матвей кивнул головой в сторону комнатной двери, из-за которой было слышно, как Вадим успокаивает отца.
– Значит, ты все-таки решился? – с жаром прошептала женщина. Она ухватила мужа за руку и задрожала от неведомого возбуждения. Матвей ободряюще обнял ее за плечи.На следующий день Вадим собрался уезжать.
Борис подошел вплотную к сыну, взял его за плечи и долго смотрел ему в глаза. Потом быстро притянул к себе в объятия:
– Прощай, мой мальчик. Береги себя. Не позволяй никому говорить обо мне плохо. Даже после моей смерти.
– У меня есть обратный билет, – сказал Вадим. – Вернусь через четыре дня. На щите или со щитом. Так что – надолго не прощаемся.
Он потрепал по холке печального Пунша, обвел взглядом комнату, перекинул через плечо дорожную сумку и вышел.
– Подожди! – крикнул в отчаянии Борис. Он цеплялся за последние мгновения, понимая, что больше не увидит сына никогда. – Подожди! Я тебя провожу!
Когда за ним захлопнулась входная дверь, в коридоре появилась тетя Наташа. Она некоторое время постояла в прихожей, прислушиваясь к звукам на лестничной клетке, потом осторожно открыла дверь в комнату и засеменила прямиком к письменному столу Вадима. Пунш поднял голову и глухо зарычал.
– Это я, старый, – преувеличенно бодро сказала она псу. – Не рычи. Сейчас приберусь маленько – и уйду. Ты что, забыл? Я – почтальон.Вечером того же дня Матвей был серьезен и немногословен. Он вернулся с работы раньше обычного с плоским маленьким кейсом, похожим на те, что держат в банковских ячейках.
Пока Наталья Владимировна хлопотала на кухне, он трижды заходил в комнату Вадима и долго стоял в дверях, устремив печальный взгляд на того, с кем прожил столько долгих лет и кого считал сегодня никому не нужным и даже опасным.
Борис лежал на своей старой раскладушке и тоже смотрел с грустью и тоской куда-то сквозь стены
В час ночи на кухне Матвей раскрыл свой маленький чемоданчик и извлек из него шприц и две ампулы с неизвестным веществом белого цвета. Наталья Владимировна внимательно наблюдала за всеми манипуляциями мужа. Он ловко распаковал иглу, встряхнул ампулу и, сделав на ней надрез, отломил головку. Наполнив шприц до половины странным веществом, Матвей проделал ту же операцию со второй ампулой.
– Я вся дрожу, – прошептала тетя Наташа, – Никогда не присутствовала при… убийстве.Тетя Наташа беспокоилась напрасно. Все произошло очень быстро. Матвей оказался настоящим профи. Он молниеносно ввел иглу в шею спящего друга, и через несколько секунд напрягшееся поначалу тело безжизненно обмякло.
Матвей выпрямился и устало бросил застывшей от страха жене:
– Все кончено… Утром вызовем санитаров из больницы. Чтобы увезли труп.Вадим вернулся ранним утром четвертого дня. Он устало сбросил на пороге обувь, отшвырнул в угол дорожную сумку и стащил с себя куртку.
– Вадюша приехал! – просияла тетя Наташа и потянулась к пасынку с поцелуем.
Тот подставил щеку и мрачно пробормотал:
– Приехал… Вадюша…
– Неудачно съездил, мой мальчик? – поинтересовался Матвей, показываясь в кухонном проеме.
– Хуже не бывает, – кивнул Вадим.
Пока он умывался под краном, тетя Наташа держала наготове полотенце. На секунду она вспомнила, как три дня назад точно так же держала это полотенце в готовности накинуть его на голову своей жертве. Она испуганно вздрогнула и виновато заморгала глазами, когда Вадим повернулся к ней, чтобы вытереть руки.
– Вы чего такие… странные? – спросил он, удивленно переводя взгляд с тети Наташи на Матвея.
– Мы нормальные, – заверил тот.
Вадим вошел в комнату и остановился как вкопанный.
– А где?.. – и слова застряли в горле, стиснутом страшным предчувствием.
– Вадюша, – вкрадчиво начала тетя Наташа и погладила его по плечу. – Понимаешь…
Матвей решительно втиснулся между ними и, прокашлявшись, продолжил фразу жены:
– Понимаешь, мой мальчик… Жизнь – очень жестокая штука…
Вадим медленно сел на стул и уронил руки.
– Он… Умер?
– Его больше нет с нами, – ответил Матвей и, достав носовой платок, шумно высморкался. – Я знаю, Вадим, как тебе будет его не хватать. Нам всем его будет не хватать.
– Он был очень болен, – вставила Наталья Владимировна. – И с головой не совсем в порядке…
– Наташа! – оборвал ее Матвей.
– А что? – испугалась она. – Я только говорю, что он сильно страдал…
– В одном могу тебя заверить твердо, как врач, – закончил Матвей деловым тоном, – что он ушел без страданий. Совсем не мучился.
– Он прощался со мной навсегда, – вспомнил с горечью Вадим. – Словно чувствовал…Спустя месяц, в марте 1995 года Вадиму позвонил давнишний университетский приятель. – Вадька, лови шанс! После реставрации открывается «Националь» – первоклассный отель. Есть возможность пристроить тебя туда охранником.
Вечером Вадим сообщил Матвею с нескрываемым сарказмом:
– Завтра поеду на собеседование. Буду охранником в отеле «Националь».
– Где? – переспросил тот и почему-то выронил вилку.
– Звонил приятель, – пояснил Вадим, – сказал, что такое место на дороге не валяется. И заработок – приличный.
– Отель N… – в задумчивости произнес Матвей и усмехнулся: – Ну как тут не поверить в пророчества.
– Как странно, – сказал Вадим, – один звонок может изменить твою жизнь. Прояснить ее…
– Или погубить, – закончил Матвей.
Вадим открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент оба мужчины вздрогнули: прихожую разрезал сухой, продолжительный звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – с нескрываемой тревогой спросил Матвей и устремился в коридор.
– Кто там? – хрипло крикнул он, клюнув носом в протертый дерматин.
– Что происходит? – удивился Вадим, появляясь из кухни. – Почему вы не открываете? Кто там пришел?
За дверью послышался шорох, и чей-то голос отчетливо произнес:
– Я хотел бы увидеть Бориса Максудовича Григорьева.
– Кого? – не веря своим ушам, выдохнул Матвей и распахнул дверь.
На пороге стоял молодой человек приятной наружности в темно-красной куртке с поднятым воротником. В руках он держал коричневую кожаную папку и кепку из теплой замши.
– Я хотел бы увидеть Бориса Максудовича Григорьева, – повторил он, принужденно улыбаясь. – Это возможно?
– Боюсь, что нет, – ошеломленно пробормотал Матвей. – А вы… кто?
– Моя фамилия Шпак. – Молодой человек извлек из внутреннего кармана куртки бордовую книжицу. – Я – следователь прокуратуры. Вы позволите войти?
Матвей отпрянул назад, пропуская странного гостя.
– Следователь? – переспросил он, оглядываясь на Наталью Владимировну. – А… А разве кто-то совершил преступление?
– Именно это я и хотел бы выяснить, – улыбнулся молодой человек, пристраивая свою папку на ящик для обуви. – Поэтому и спросил вас, могу ли видеть Бориса Максудовича Григорьева.
– А я вам ответил, что – не можете. – Матвей в растерянности развел руками. – Поскольку если мы говорим об одном и том же человеке, то он… Словом, его нет.
Молодой человек не спеша снял ботинки и забрал свою папку с ящика:
– Что ж, я его подожду. Когда он вернется?
– Боюсь, что очень не скоро, – с раздражением ответил Матвей. – Я же вам объясняю: его здесь нет!
– А где же он?
– На кладбище! – неожиданно выкрикнула тетя Наташа и осеклась.
Молодой человек смерил ее взглядом, удовлетворенно покачал головой, словно и не ожидал другого ответа, и вновь повернулся к Матвею:
– А вы, надо полагать, Матвей Борисович Лифанов?
– Д-да, – удивленно протянул Матвей. – А откуда…
– Тогда у меня есть все основания подозревать вас в убийстве.
Молодой человек больше не улыбался. Его лицо стало каменным и жестоким. Он стоял, занимая почти половину прихожей, и, не моргая, смотрел Матвею в глаза.
Тот попятился, хватая губами воздух.
– Меня? В убийстве? Кого?
– В убийстве Бориса Максудовича Григорьева, – почти по складам отчеканил следователь.
В прихожей что-то стукнуло. Это Наталья Владимировна, покачнувшись в ужасе, зацепила ногой табурет. Вадим раскрыл рот. Матвей ухватился рукой за висящие на вешалке пальто и прохрипел:
– Вы что мелете, несчастный?
– У меня пока нет доказательств, – продолжал гость, – но очень много фактов изложено в письме, которое я получил три недели назад. Если как следует поработать с этими фактами, то будут и доказательства…
– В письме? – переспросил Вадим и посмотрел на Наталью Владимировну.
Та опустила глаза.– Можно мне взглянуть на это письмо? – спросил Вадим, когда все трое мужчин оказались на кухне.
– Не положено, – сухо ответил следователь.
– Мне кажется, – сказал Вадим, – я догадываюсь, что это за документ. Он написан Борисом Максудовичем Григорьевым, не так ли?
– Может, и так, – упрямо поджал губы Шпак.
– Вот оно что! – воскликнул Матвей. – А я голову ломаю! Вы бы хоть, молодой человек, на дату посмотрели, что ли…
Недоверчиво косясь на присутствующих, следователь достал из папки несколько мятых страниц и спешно пролистал их до конца.
– Двадцатое марта шестьдесят шестого года, – прочитал он и смущенно откашлялся.
– Меня интересует другое! – воскликнул Матвей. – Это так и не отправленное тридцать лет назад Борисом письмо я сохранил в архиве твоего отца, Вадим, который ты недавно просматривал. Но как оно сейчас попало в прокуратуру?
– Думаю, это просто, – печально усмехнулся тот. – У меня – очень ответственный почтальон!
– Наташа! – ахнул Матвей.
– Конверт лежал на моем столе, – пояснил Вадим, – я не успел его убрать. А она, видимо, взяла и отправила.
– Верно, – вставил следователь. – Обратный адрес вписан женской рукой.
Он чувствовал неловкость и теперь раздумывал, как ее сгладить.
– В общем, сглупил я… – Шпак опять покашлял в ладонь. – Извините.
– Бывает, – великодушно отозвался Матвей. – Чаю хотите?