Крот Камня
Шрифт:
Триффан кивнул и некоторое время лежал тихо и думал. Наконец он прошептал:
— Надо идти. — Это были первые здравые слова с тех пор, как Спиндл начал выхаживать его.
Собрав все силы, Триффан попытался встать. Он дрожал от напряжения и то и дело стонал от боли, однако ему удалось подняться. Медленно-медленно Триффан заковылял вперед. Сделав несколько шагов он упал и долго лежал без сил. Потом повернул голову на юг и потянул носом воздух.
— Мы можем взять чуть-чуть южнее, — понял его мысли Спиндл. — Но я думаю, нам сейчас неразумно встречаться со Скинтом в Грассингтоне.
— Сп… Спиндл, — слабым голосом проговорил Триффан. Спиндл придвинулся поближе. — Не просто ближе к югу! Спиндл, отведи меня домой. Прошу тебя, отведи меня домой, в Данктон! — И он прислонился израненной головой к Спиндлу, как ребенок прислоняется к матери, когда ему бывает плохо, и заплакал.
Некоторое время Спиндл смотрел на безрадостные склоны Верна, потом взглянул на юг, и в глазах его появилась решимость.
— Каждый шаг, который мы сделаем, уменьшит число шагов до Данктонского Леса. Пойдем же, Триффан. В путь!
И Триффан пошел: он сделал первый шаг, потом второй, потом, превозмогая себя, третий — и начался долгий путь домой.
Внезапное исчезновение Босвелла и Бэйли вызвало замешательство среди сидимов и навлекло подозрение на причастных к этому. Стражников, охранявших подступы к Водопаду и впустивших незнакомого крота, допрашивал сам Хозяин, но приговор именем Слова вынесла Хенбейн. Она решила запустить их в Лабиринт, из которого они либо выберутся, либо умрут от голода. Ни одного из них больше никто не видел.
Сликит тоже была с пристрастием допрошена Хозяином и подвергнута наказанию Звуком Устрашения. Все слышали, как она кричала. Однако в конце концов Хозяин признал ее невиновной. Тем не менее он прислушался к предостережению Уида, который советовал ограничить ее в передвижениях.
— Пусть она побудет с Хенбейн, — предложил коварный Уид, — так она не сможет причинить ни какого вреда.
Рун кивнул. «Побыть с Хенбейн» на языке Уида значило стать пленницей, потому что Хенбейн ни куда не выпускали. Хитрый Уид давно понял, что прибытие Триффана в Верн повлечет за собой важные события. И когда разнеслась весть о гибели Босвелла, наказании Триффана и изгнании его и Спиндла из Верна, Уид слышал, что Рун собирается навестить Хенбейн, и знал, к чему это может привести.
Одно дело — тайно встречаться с молодыми кротами в отдаленных от Верна норах, а другое дело — принять Триффана в самом сердце Высокого сидима. Уид догадывался о ревности Руна, он понимал, что теперь похотливый Рун попытается вернуть себе Хенбейн, и опасался последствий. Тем более что Триффан открыл ей тайну отцовства Руна.
Уид знал характер Хенбейн лучше других и догадывался о возможных последствиях крушения надежд Хозяина. Поэтому он позаботился заранее отозвать всех кротов от грота Хенбейн, желая сохранить в тайне то, что произойдет при встрече Руна и Хенбейн.
Догадки Уида подтвердились. Хенбейн отвергла приставания Руна, и тогда Хозяин велел ей на некоторое время «предаться
Обстановка в Высоком сидиме становилась все тяжелее. Прежде всесильная, Хенбейн оказалась теперь лишенной не только власти, но и свободы. Она пришла в ярость. Плакала. Пыталась бороться. Но все было бесполезно. Ни Рун, ни даже Уид не появлялись. У нее была только Сликит, только с ненадежной Сликит приходилось делиться, только ей доверяться.
Начался октябрь, и новое неожиданное обстоятельство омрачило и без того безрадостное существование Хенбейн. Сама она не понимала, что происходит, но Сликит и Уид догадались. С верхней галереи Уид внимательно наблюдал за пленницей, и от него не укрылись перепады ее настроения и нарастающая вялость.
Вялость, недомогание. Случилось невероятное: Хенбейн была беременна от крота из Данктона. Сликит поняла это, потому что знала природу кротов, но еще лучше — повадки Хенбейн. Она заметила ее раздражительность, апатию, капризность.
Но гораздо удивительнее было то, что Рун тоже знал это, даже ни разу не взглянув на Хенбейн и не расспрашивая о ней Уида. Если Босвелл олицетворял в себе все светлое, то Рун являлся воплощением тьмы и притом был наделен особым сверхъестественным чутьем, а потому мог предвидеть будущее.
Сама же Хенбейн ни о чем не догадывалась много кротовьих недель, поскольку имела все основания полагать себя не способной к деторождению. У нее бывали всякие неприятности, несколько выкидышей например, но она никогда не рожала. После расправы над Триффаном Хенбейн с каждым днем чувствовала себя все более уставшей и расстроенной, теряла контроль над собой чаще, чем прежде. Ее донимала тошнота и странные ощущения, собственное тело казалось ей каким-то чужим.
Временами тоска окутывала ее мозг, как черная туча. А с этой тучей приплывал к ней образ Триффана, и его голос повторял: «Рун — твой отец». Мысли об этом угнетали ее постоянно, и она относила свои недомогания на счет усталости и гнева.
Однажды она заметила, что ее тело стало страшно неуклюжим. Тогда она все поняла. Она подошла к сидиму-охраннику и велела позвать Уида. Уид не пришел.
Начался ноябрь. Тело Хенбейн еще больше округлилось и казалось ей отвратительным. Она пылала бессильной злобой к этим маленьким существам, толкавшимся внутри ее. Она ненавидела их, ненавидела Руна, ненавидела всех.
— Пожалуйста, скажи Уйду, что мне нужен его совет, — в конце концов взмолилась она, разыграв в присутствии Сликит сцену смирения. Сидиму не пришлось передавать ее слова Уйду, тот все слышал из своего укрытия.
Сидим, уставший от вспышек гнева Хенбейн, перемежавшихся с мольбами, уговорил Уида хотя бы взглянуть на Хенбейн. Польщенный необходимостью «его совета», Уид с галереи понаблюдал за Хенбейн еще некоторое время и нашел ее подавленной и усталой. Он обратился к Руну и получил разрешение на встречу. Уйду следовало выведать, как Хенбейн относится к перспективе стать матерью и к своему будущему потомству.