Кровь Рима
Шрифт:
– Это также плохо скажется на наших союзниках, если Глабию будет позволено жить.
Катон рассердился. Он хотел этой ситуации не больше, чем Макрон. Его тревожила потеря одного из своих людей в дополнение к одному из людей Радамиста. Это были бессмысленные потери, когда для успеха кампании нужен был каждый человек. Он испытывал сильнейшее искушение сделать то, что сказал Макрон, и сурово наказать этого человека, но именно поэтому правила были столь же суровыми. Если бы каждый офицер оставлял решение на свое усмотрение в отношении снисхождения, то никаких значимых санкций не
– У нас нет выбора в этом вопросе.
– Катон выпрямился и пристально посмотрел на пращника.
– Глабий, по твоему собственному признанию и в нарушение армейских правил, ты вытащил кинжал и зарезал товарища, что привело к его смерти. Поэтому, как старший офицер, я должен принять решение о твоем наказании. Я приговариваю тебя к смертной казни способом, который я определю позднее.
– Он сделал паузу, затем добавил: - Ты хочешь что-нибудь сказать?
Глабий покачал головой.
– Господин, вы не можете сделать это со мной. Я знаю правила, но я защищался.
– Это не имеет значения.
– Но у меня есть семья, которая находится на моем иждивении в Антиохии. Жена и дети. Что с ними будет?
– Я прослежу, чтобы они получили твои сбережения.
– Это нахрен неправильно, господин… Это неправильно… - Его голос затих.
– Ты сказал свое слово, - Катон указал на Макрона.
– Возьми его и следуй за мной. Но не говори, пока я к тебе не обращусь.
Они вернулись к Радамисту, который холодно посмотрел на них.
– Итак? Что будет с этим убийцей?
– Я осудил его на казнь.
– Хорошо. Тогда передай его мне. Я прослежу, чтобы его казнили подходящим образом.
Катон вспомнил, как Радамист казнил своих людей после набега парфян на их лагерь. Несмотря на то, что ауксилларий должен был умереть, Катон отказался от идеи передать исполнение приговора иберийцам. Он знал, что некоторые смерти были намного хуже, чем другие, и он не хотел, чтобы Глабий страдал неоправданно. Хотя бы потому, что это еще больше разозлит его товарищей по когорте пращников.
– Нет, Ваше Величество. Глабий будет наказан в соответствии с нашим кодексом. Он будет казнен своими товарищами на глазах у всей его когорты. Казнь состоится на рассвете.
– Ты осмелился бросить вызов моей воле? Этот подонок убил одного из моих людей. Поэтому он должен отвечать передо мной. Я требую, чтобы мои люди провели казнь. Ты его отдашь.
– Я не отдам, - твердо ответил Катон.
– Если хотите, можете засвидетельствовать его казнь на рассвете. Вы и люди его подразделения. Но не более того, учитывая напряженность между вашими солдатами и моими, Ваше Величество.
Радамист рявкнул приказ своим последователям, и двое из них выступили вперед и двинулись к Глабию. Тут же Макрон вытащил свой меч и толкнул Глабия за себя. Подняв острие в направлении горла иберийцев, он прорычал: - Вы слышали трибуна. Заключенный остается с нами.
Иберийцы обратились к своему лидеру за дальнейшими действиями, и Радамист отрывисто повторил приказ и протянул руку в сторону Глабия, чтобы подкрепить свою волю. В то же время Катон быстро оценивал ситуацию. Его первоначальная ярость на Макрона исчезла в тот момент, когда
– Отзовите своих людей. Мы не передадим вам Глабия.
Радамист улыбнулся.
– Вас двое. Моих приближенных в пять раз больше, чем вас. Если хотите драться, то вы проиграете.
– Мы еще посмотрим, - ответил Макрон с опасным блеском в глазах.
– Кто первый, а?
Иберийцы замешкались, и Катон воспользовался моментом, чтобы попытаться предотвратить бой.
– Если нам причинят вред, мои солдаты нападут на вас, и никто из нас не выживет.
– Я не буду повторять это снова, трибун. Вложите мечи в ножны и оставьте своего человека нам.
– Нет, - отказался Катон, внимательно следя за последователями Радамиста, которые рассыпались по обе стороны.
– Просто продолжай отступать, Макрон.
Высоко нацелив свои мечи, два офицера попятились, а Глабий отступал за ними достаточно близко, чтобы не отстать от двух офицеров. Некоторые из римлян у ближайших костров уже начали продвигаться вперед, некоторые с обнаженными мечами. Иберийцы не отставали от двух римских офицеров и их пленника, двигаясь на небольшом расстоянии, прежде чем Радамист скомандовал, и они остановились, глядя на римлян, отступавших в безопасное место. Как только он почувствовали себя в безопасности, Катон вложил меч в ножны и приказал Макрону сделать то же самое. Затем, с Глабием между ними, они быстро отправились в штаб, чтобы подготовиться к следующему утру.
*************
ГЛАВА ДВАЦАТЬ СЕДЬМАЯ
– Люди готовы, господин, - доложил Макрон Катону, уже стоявшему перед группой солдат, отобранных для проведения казни. С ним были штандарты обеих когорт, а вокруг Глабия выстроились четверо преторианцев. Ауксилларий был раздет до набедренной повязки и стоял босиком в розовом свете рассвета. Перед ними, с трех сторон, стояла когорта пращников, каждый из них в своем кожаном плаще, накидке, тунике и сапогах. Их плащи были откинуты на одну сторону, обнажая рукоятки мечей. Опционы и центурионы стояли перед своими подчиненными, облаченными словно на парад. Радамист со старшими офицерами и восемь человек из отряда погибшего ибера ждали позади палачей, готовые засвидетельствовать казнь. Остальная часть колонны уже переправилась через реку и расположилась на дальнем берегу, ожидая приказа возобновить наступление, как только казнь закончится.
Катон и Макрон обменялись салютами, прежде чем последний встал рядом с осужденным. Катон сделал небольшую паузу и оглядел товарищей Глабия, пытаясь оценить их настроение, но их лица были бесстрастными, а дисциплина, казалось, не была затронута участью их товарища. Глабий провел ночь под охраной у палатки Катона. Он не спал, но умолял Катона пощадить его жизнь, пока Катон не выдержал и не велел ему попридержать язык за зубами, если он хочет избежать кляпа и не быть связанным. После этого ауксилларий стал что-то жалобно бормотать себе под нос.