Кровавые сны
Шрифт:
— Сеньор Альберто Рамос де Кастроверде? — нежный голос принадлежал не мужчине и не женщине, а явно небесному созданию. «Ангелы говорят по-галисийски», — отрешенно подумал Альберто Рамос и умер.
Этим летом главным увлечением Феликса стала верховая езда. Он то и дело покидал неуклюжего Ламораля, чтобы промчаться с ветерком вдоль полей и садов дома де Линь, вдоль пашен и озер, каналов и мельниц, лесов и мастерских. Ламораль то и дело обижался, когда Феликс оставлял его позади, но к услугам наследника всегда были охранники, конюшие и другие взрослые, следившие за тем, чтобы Ламораль не упал, боже сохрани, со спины смирной лошадки. Феликс же был рад, что ему не уделяют
Телесное развитие у молодого ван Бролина, пожалуй, опережало умственное: он был силен и ловок, а однажды, когда перед выездом регулировал длину стремян, конюх, державший под уздцы лошадь, сказал, что даже его светлость Филипп подтягивает стремена выше, чем тринадцатилетний паж. Но хоть у Феликса и длинные ноги, добавил слуга, а «ежели господину пажу угодно скакать галопом, стремя след покороче натягивать». Феликс поблагодарил пожилого конюха, от которого он уже почерпнул множество сведений о лошадях, медным крейцером. В замке слуги относились к нему с симпатией, а некоторые служанки предлагали расчесать его волосы деревянным гребнем, на что Феликс изредка давал милостивое согласие. Когда-то давно, после возвращения с охоты, его мать предупредила, что многие женщины и девушки станут стремиться погладить его, а, поскольку в человеческом обществе такое не принято, будут предлагать расчесать волосы. Это следствие кошачьей магии, сказала тогда Амброзия, и они, как метаморфы, этой магией в некоторой степени наделены.
После отъезда инквизиторов Феликс уже много раз охотился по ночам в Темном облике, и каждый раз у него не возникало трудностей с добычей — леса и луга дома де Линь кишели разнообразными птицами и грызунами. В других провинциях маршировали армии, горели деревни, голодали осажденные города, но на спокойном католическом юге жители наслаждались миром и благоденствием. Бывало, и здесь появлялись шайки лесных гезов, а в городах ловили протестантских проповедников, но большинство местных жителей помогало королевским блюстителям порядка и святой инквизиции охотиться на них, а вид сжигаемых еретиков и повешенных бунтовщиков многих местных католиков не возмущал, но радовал.
Наводнение, унесшее множество жизней в Гронингене и Фрисландии, привело к росту цен на основные продукты питания Нижних Земель, вследствие чего хозяева в южных провинциях нуждались в каждой паре рабочих рук на сборе урожая. Даже младшие дети помогали на полях и в огородах своим родителям. Другому знатному юноше и дела бы до этого не было, но вновь приехавший погостить Иоханн де Тилли не мог оставаться без свиты, ему вечно хотелось организовывать людей и управлять ими: он как-то уговорил или заплатил родителям Микаля, чтобы те отпустили сына, а, уже располагая верным оруженосцем, набрал еще пяток ребятишек помладше. Однако, для игры в осажденный Харлем, которую наследник Тилли задумывал по дороге в замок Белёй, этого было, пожалуй, недостаточно.
— Ты был бы комендантом Харлема, Феликс, бароном Вигболтом, или как-его-там, — досадовал Иоханн, — а я доном Фадрике, сыном герцога Альбы. В конце осады твоя голова покатилась бы по камням центральной площади. Честная смерть, Феликс, как ты считаешь?
Очередная резня жителей взятого штурмом голландского города была хоть и кровавой, но дон Фадрике, сын герцога, все же разрешил жителям выкупить свои жизни за огромную сумму в четверть миллиона гульденов. Не повезло только наемникам-реформатам из Германии, которых уничтожили всех, да нескольким видным чиновникам магистрата, отклонявшим требования испанцев о сдаче.
— Мужественные люди погибли, — сказал Феликс. — В Голландии будут их помнить.
— Какое
Феликс мог бы возразить, но не стал этого делать, памятуя о собственном решении, принятом в прошедшую зиму: поберечься, пересидеть в безопасности.
— Придумал! — вдруг произнес Иоханн, вечный выдумщик, взрывавшийся идеями, как орудие пороховыми зарядами.
— Что ты замыслил, Иоханн? — Ламораль по-прежнему смотрел на старших ребят снизу вверх. Феликс подумал, что его «господин» похож на собачонку, виляющую хвостом.
— Где-то неподалеку я видел сухие деревья, — сказал младший Тилли.
— Это в садах, — тут же подсказал Микаль. — Там засохли две-три яблони. Близко отсюда.
— Я знаю, где это! — воскликнул Ламораль. Феликс, помнивший это место, также кивнул.
— Отправь мелких собирать хворост, — решительно приказал Иоханн своему оруженосцу. — И ступай сам с ними, нам нужно несколько вязанок. Феликс, будь так любезен, принеси моток веревки подлиннее и три мешка из-под репы.
Разговаривая с каждым, Иоханн тут же находил правильную тональность: Феликс не видел причины отказывать графскому сыну в вежливой просьбе — он пошел к хозяйственным помещениям замка. Нельзя сказать, чтобы он спешил: к яблоням, у которых договорились собраться, молодой ван Бролин пришел позже остальных, но привел с собой поваренка, который сказал ему, что свободен от кухонной работы.
— Вот еще один герой обороны Мидделбурга, — сказал Феликс заготовленную фразу, подталкивая поваренка в спину.
Дело в том, что помощь осажденному в Мидделбурге испанскому гарнизону так и не подоспела — флот короля под управлением Санчо д'Авилы, отплывший на помощь осажденным, был разгромлен гёзами, и сдача крепости-соседа Флиссингена казалась уже неотвратимой. Но молодой Тилли не обратил внимания на парфянскую стрелу, пущенную пажом. Он как раз заканчивал инструктировать Микаля, отправляя его с заданием притащить кого-то еще. Потом Иоханн приказал рубить ветки усохших яблонь и первым подал пример, вытащив свой красивый кинжал с клинком в пол локтя. Ламораль тоже ходил повсюду с маленьким кинжалом в украшенных самоцветами ножнах — он извлек свое оружие и стал с пыхтением помогать старшему другу.
Феликс же не носил никакой стали — он отправил поваренка за ножами на кухню, а сам лег под ближайшим зеленым деревом, лениво поглядывая на потеющих знатных деток, на озеро, проглядывающее сквозь ветви, на птиц в синем небе. Было так хорошо в этот славный сентябрьский день, что Феликсу не хотелось подниматься, когда кухонный мальчишка принес долгожданные ножи. Вдали прозвонил сексту [14] колокол замковой часовни.
— Зачем мы все это делаем? — наконец поинтересовался Феликс, подбрасывая нож и ловя его за деревянную ручку.
14
Время полуденной молитвы у католиков.
— Мы играем сегодня в Священный Трибунал, — вымолвил, тяжело дыша, Ламораль.
— Что я слышу? — изумился Феликс. — Уж не столбы ли это готовятся для еретиков?
— Ты угадал, — отозвался Иоханн, рубя непокорные ветви. — Сегодня огонь ожидает колдуна, ведьму и оборотня.
Феликса охватило скверное предчувствие.
— Я не вижу здесь никого из перечисленных.
— Помоги Ламоралю, — распорядился наследник Тилли. — Я не буду объяснять каждому по десять раз правила игры.
То, что впереди ждет всего лишь игра, помогло Феликсу преодолеть гнездившуюся внутри тревогу. Он даже встал и срезал несколько веток, расположенных слишком высоко для маленького де Линя. Поваренок усердно очищал от веток третье дерево.