Крупа бывает разная (сборник)
Шрифт:
Глупцы. Этот колдун-недоучка и правда не великого ума, прав был хозяин.
С усилием отлепившись от прутьев, Иннокентий попытался повернуть голову. С огромным трудом, через жгучую боль, ему это удалось. И он увидел недалеко от клетки стол. За ним сидели двое солдат и играли в карты. Их винтовки стояли рядом, прислоненные к спинкам стульев.
— Ты смотри, — воскликнул один из них, — черт очнулся!
— А я тебе говорил, — оглянулся второй, — а ты «подох, подох». Они, знаешь, какие живучие? И потом, дохлый черт обращается в дым.
— И много ты чертей видел, умник? — второй
Воры, убийцы, мародеры. И теперь весь город окончательно в их власти. А может, уже и вся страна.
Это неожиданно причинило боль, едва ли не более сильную, чем серебряные колодки. Хаос. Везде хаос….
Иннокентий представил себе, как эта грязная пьяная солдатня переворачивает стол в кабинете Главы, выдергивает ящики, лезет в сейф в поисках денег и ценностей. Подвыпившие вандалы топчут документы сапогами, снятыми с убитых колдунов. Разбивают стекла витрин и рассовывают по карманам награды…
Мир рухнул. И он, казенный черт Управления, — просто один из его осколков.
Иннокентий опустил голову. Несколько серебряных пуль, покрытых слизью, когда-то бывшей его кровью, валялось на полу. Видимо, пока он был без сознания, его тело принимало демоническую форму, пытаясь избавиться от серебра.
Сейчас он этого сделать уже не мог. Колодки не позволяли даже поменять одну истинную форму на другую. Что же. Смерти придется ждать долго, очень долго.
Владимир как-то провел в колодках пятнадцать дней и остался жив. А ведь он не был особенно силен, Иннокентий считал, что тогда дива удержали только его упрямство и несокрушимая воля к жизни.
…Возможно, с ним получится даже быстрее. Никакого желания сопротивляться Иннокентий не ощущал.
— Надо товарищу Дзержинскому доложить, — один из солдат встал.
— Давай, сходи, я покараулю, — усмехнулся его напарник. И когда второй солдат ушел, взял винтовку и подошел к клетке.
— Эй, ты, черт, — окликнул он Иннокентия.
Див не пошевелился.
— Слышь? Я с тобой говорю! — он просунул винтовку в клетку и сильно ткнул в бок штыком. Иннокентий даже не вздрогнул. По сравнению с болью от серебра, этот укол он почти не ощутил.
— Тьфу ты, падаль, — солдат плюнул на пол и снова вернулся за стол. И больше не подходил.
Наконец на лестнице раздались шаги. Дверь открылась, и снова зашел тот колдун. Иннокентий ощущал от него довольно большую силу. Возможно, если бы Дзержинский продолжил учебу, из него вышел бы неплохой колдун. Но сейчас даже общий его силовой фон был нестабильным. Много эмоций, плохой контроль. Может ли он управлять своим оружием? Этому учили едва не с самых младших курсов, но определенного мастерства колдун достигал только ближе к концу обучения. И после этого необходимы были постоянные тренировки, иначе навык терялся.
Нет, пришел к выводу Иннокентий, с таким контролем — точно нет. Иначе зачем бунтовщик таскает с собой маузер, эту железную игрушку простолюдинов?
Солдат, сидевший за столом, вскочил
— Никаких происшествий, Феликс Эдмундович, — доложил он, — черт очнулся, но сидит смирно.
Колдун посмотрел на караульного и внезапно нахмурился:
— А чем это от тебя разит, Степан? Пил небось?
— Никак нет, Феликс Эдмундович, да как можно? Может, вчера… капельку. Такой день тяжелый был. Да и грех не вспрыснуть, большое дело сделали, — он указал на Иннокентия.
— Это ты, брат, прав, великое дело. Последний их оплот раздавили, — колдун сжал кулак и, резко повернувшись, зашагал к клетке. И снова на его лице заиграла та же дружелюбная улыбка. Короткая клиновидная бородка дрогнула, и он заговорил:
— Ты, наверное, есть хочешь. И тебя накормят сразу же, как перестанешь артачиться. Я же тебя не со зла мучаю, ты пойми. Ты всю свою жизнь рабом был. А я хочу в тебе это рабство извести. Вот погляди на Степана. Его деда по приказу барина насмерть запороли, его отец от чахотки помер, мрамор добывал. А теперь он — власть. А ты? Всю жизнь на коленях простоял, так на коленях и помереть хочешь? Ну что? Пойдешь служить?
— Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству, — ответил Иннокентий.
— Государству… — колдун сложил руки за спиной и прошелся вокруг клетки, — ты не думай, я знаю, что такое приоритеты, и дивов я вызывал, и воспитывать твоего собрата доводилось. Но посмотри сам. Твой царь давно отрекся. И что теперь с этим приоритетом? Тю-тю. Сейчас власть — это мы со Степаном Зарецким и Никитой Лещёвым, — он указал на второго солдата. — И, поверь, я могу быть добрым, очень добрым. Но если ты будешь упираться — я тебя сломаю. И ты все равно подчинишься.
Иннокентий медленно и тяжело поднял голову. И сделал то, чего не делал ни разу в жизни — посмотрел в глаза колдуну. И постарался улыбнуться как можно презрительнее.
— Высшие государственные приоритеты выставляет колдун высшей категории. Такой, как вы, ничего не может об этом знать.
— Поверь, братец, я много чего знаю. Твои приоритеты невозможно переписать. Именно поэтому ты должен сперва признать, что я представляю законную государственную власть. И только после этого я надену на тебя ошейник.
— Ваше законное место — в камере Шлиссельбургской крепости. Я не служу преступникам и бунтовщикам.
Колдун пожал плечами:
— Я и не думал, что ты так быстро сдашься. — Он кивнул солдатам:
— Несите крючья.
Иннокентий улыбнулся еще шире и демонстративнее. У этого колдуна не хватало ума даже на то, чтобы понять, что чем больше он пытает и ранит дива, тем скорее силы покинут Иннокентия, и он умрет.
…На этот раз Иннокентий сознания не терял. Он даже старался держаться прямо, не заваливаться и не опираться на решетки, когда крючья, наконец, вырвали из его тела вместе с ребрами. Но, как оказалось, пытка заключалась не в этом. Колдун махнул рукой, и тут же в нос Иннокентию ударил сильный, одуряющий запах сырого свежего мяса. И не успел он поднять голову, чтобы увидеть источник запаха, как прямо перед прутьями клетки появился закопченный котелок, наполненный рублеными кусками свинины.