Куриный Бог (сборник)
Шрифт:
— Да. А откуда вы знаете, какие они будут вопросы задавать?
— Они будут задавать те вопросы, которые им разрешено задать. Пресс-служба распространила эти вопросы заранее. Так это обычно и делается. Если кто-то из них задаст вопрос, которого в твоем списке нет, не отвечай. Просто скажи — на этот вопрос я отвечать не буду. Не «не велено», а «не буду». Ясно? — Герцог прикрыл двери в приемную, придвинул еще одно кресло и сел напротив, наклонившись к Эльке. Он тоже душился какими-то духами, и запах показался ей скорее неприятен. — Эля, послушай… я знаю, мне докладывали, что ты любишь смотреть
— Их же не существует, — прошептала Элька, — ученые опровергли…
— Еще бы, — сказал герцог, — Мусеум на государственном содержании. Но я сам их видел, великанов во время контрольного облета. Они страшные, Эля. Глаза у них светят то красным, то зеленым, словно небесные огни. Когда такой выпрямляется… А если они однажды сойдут с гор?
Элька в ужасе прижала пальцы к губам.
— Ну да, есть укрепленный вал… есть бронебойные снаряды. Но если они погонят перед собой лавины… кто устоит, Эля?
— Что же делать?
— Не знаю, Эля… Пока что главное — не допускать паники.
— А поселок, который… его и правда тюлени истребили? — замирая, спросила Элька.
— Нет, — сказал герцог, — тюлени не убивают людей на суше. Это старое соглашение, оно не нарушается.
— А если с ними совсем замириться?
— Как?
— Ну, я не знаю. Если бы они опять загоняли в сети рыбу. Я знаю, так раньше было, деда говорил. — Ей было лестно, что господин герцог беседует с ней, как со взрослой. А она было начала думать о нем плохо. Что он не рад ей. А он просто тревожится за свой народ.
— Не знаю, — устало сказал герцог, — конечно, это было бы очень кстати. Но рыбаки ненавидят тюленей. Я не могу гарантировать морскому народу безопасность, а это уже… — Он резко рубанул ладонью, словно отмахнулся.
У Эльки сжалось сердце. Это и значит быть герцогом, подумала она, знать то, чего не знает никто другой. Не перерезать ленточки, не именовать корабли, не красоваться в дальновизоре… С опасностью для жизни кружить на аэроплане над снежными пропастями, над страшными ледяными великанами. Принимать решения. Ждать катастрофы.
— Что мне надо делать? — спросила она тихо.
— А?
Герцог смотрел в окно. Элька тоже посмотрела — по дорожке к стоящему у ворот экипажу шла женщина с девочкой. Лицо у господина герцога на миг стало беззащитным, каким-то очень домашним, но он тут же спохватился и вернул прежний сухой тон.
— Ничего. Отвечать на вопросы. Иногда выезжать со мной в представительские поездки. Позировать светописцам. Улыбаться… Я понимаю, Калеб немножко грубоват. Я пришлю тебе компаньонку, чтобы научила тебя манерам и немножко… пообтесала. Ну и тебе будет не так скучно. Что еще?
— Не запирайте меня больше на ключ, — попросила Элька.
— Хорошо. Не буду. Иди, Эля. Скоро начнется пресс-конференция, тебе надо к ней подготовиться. Я тоже должен на ней присутствовать, но у меня еще много дел.
Она
— У тебя красивое имя, — сказал герцог ей вслед. — Откуда?
Она обернулась:
— Когда мамка меня рожала, как раз пустили электростанцию. И в гостинице зажглись первые лампочки. Вот мамка и…
Он больше ничего не спрашивал, и Элька закрыла за собой дверь.
Оказалось, что позировать для светописцев не так уж и приятно: сидишь под яркими лампами неподвижно, пока по шее стекают струйки пота. А перерезать ленточку по случаю открытия новой городской гошпитали тоже небольшое удовольствие: туфли натирают, туго стянутая талия не дает вздохнуть. Неужели все эти нарядные дамы, что точно рыбки плавали в линзе дальновизора, чувствовали себя так же? В «Модной женщине» ничего про это не говорилось. Правда, когда Элька спросила ласковую, прямо сахарную компаньонку, можно ли ей почитать новый выпуск «Модной женщины», та удивилась: «Что почитать, золотко?» Оказывается, она и не слышала о таком журнале.
Компаньонка учила Эльку, что надо отвечать на тот или иной вопрос и как держать себя за столом, — оказывается, это гораздо сложнее, чем Элька думала. Но когда Элька попросила принести в комнаты печатную машину, компаньонка опять удивилась: «Зачем тебе, деточка?» Элька все-таки настояла и теперь два часа в день лупила по клавишам под диктовку компаньонки, а потом исправляла ошибки, которых было так много, что Элька даже поинтересовалась, нельзя ли ей хотя бы сюда приводить учителей. Стыдно дочке герцога, пускай и незаконной, ходить неученой. Но компаньонка уклончиво ответила: «С осени, ласточка».
Элька была и ласточкой, и золотком, и лапушкой, но ей порой так хотелось услышать мамино «Горе ты мое!». Утешало лишь то, что в далеком поселке мама с близняшками смотрят в дальновизоре на нее, Эльку, и думают, что ей, Эльке, тут хорошо живется.
Элька теперь понимала, что господин герцог вовсе не рад тому, что она нашлась, а, скорее, наоборот, и держит ее при себе, чтобы она не наделала каких-то глупостей, а вовсе не потому, что любит ее. По крайней мере, он с ней честен, думала Элька, а это уже хорошо.
Правда, он часто брал ее с собой, а значит, вовсе не стыдился. Например, только вчера она была с ним на большом приеме в Мусеуме. Элька думала, что ученые — это важные бородатые старики в очках, но ученые были молодыми, видными и смотрели заискивающе. Ничего про ледяных великанов, против Элькиных ожиданий, не говорилось, а говорилось про деньги на строительство нового корпуса Мусеума, на повышение окладов для тех, кто занимается важными для народного хозяйства исследованиями, и о прочих скучных вещах. По окончании приема Элька все-таки спросила герцога, почему ни слова не было сказано о ледяных великанах. Господин герцог ответил, что такие вещи обсуждаются с глазу на глаз и что руководство Мусеума потом нанесет ему отдельный, приватный визит. Элька хотела бы знать, что там будет говориться, во время этого приватного визита, но уже понимала, что ей ничего не расскажут… Государственные дела, как любила повторять ласковая компаньонка, не твоя забота, лапушка.