Курляндский гандикап
Шрифт:
— Ваше высочество! Я хотел бы поговорить с вами по поводу лаборатории, — начал с места в карьер Лейбниц.
— А что с ней? — нахмурился я. Если еще один взрыв — то это уже слишком.
— Одной лаборатории чересчур мало! — заявил Готфрид.
— Мало? — офигел я. Да там помещение огромное, и оборудование самое современное!
— Понимаете, Ваше высочество, в основной лаборатории мы занимаемся научными изысканиями. Но благодаря этому у нас выделилось отдельное направление — парфюмерия и косметика.
— Да там изготавливается всего несколько косметических средств буквально для двух клиенток! Зачем еще одна лаборатория?
— Я нашел прекрасного специалиста, — похвастался
— Давайте-ка я сначала познакомлюсь и с вашим гением, и с тем, что он производит. А потом уже думать будем, — решил я.
Нужно убедиться, что никаких вредных веществ в косметику не запихают. А то знаю я современную моду — там тебе и мышьяк, и свинец, и ртуть, и какой только гадости нет! В свое время мне пришлось немало потрудиться, чтобы изобрести для жены (а потом дочерей) безопасные варианты косметики. И это было очень непросто. Прежде всего потому, что я вообще не знал, как ее производят. Да и об ассортименте имел самое смутное представление.
Какие знания я вынес из своей прошлой жизни о женских штучках? Только то, что этих самых штучек много. В пузырьках, баночках, флакончиках… яркое, занимающее всю полочку в ванной (и не только) разнообразие. Чтобы поберечь свою психику, я даже не вникал, для чего все это предназначено. О чем и пожалел, попав в 17 век. Пришлось напрягать лабораторию и изобретать все заново — и белила, и румяна, и помаду. Однако на мировой рынок я не рвался. Прежде всего потому, что не был уверен, что мои изобретения будут иметь успех. Да и мало их было. Несерьезно.
Найденный Лейбницем гений оказался темпераментным итальянцем. Черноволосым, полноватым, с огромным носом и привычкой отчаянно жестикулировать. Говорил он с жутчайшим акцентом, но в химии разбирался прекрасно. И в травах тоже. А осмотрев линейку представленных им средств, я понял, что отдельную лабораторию строить все-таки придется. Причем охраняемую. Ибо передо мной находился источник очень больших денег. Зная женщин — они, скорее, на еде сэкономят, чем от косметики откажутся.
Ну а чтобы раскрутить новую продукцию, нужно придумать упаковку, логотип, броское название и развернуть рекламную кампанию. Впрочем, почему маркой не может стать фамилия итальянца? Хм… косметика «Моретти» — звучит неплохо. Если этот итальянец так талантлив, как я думаю, у него большое будущее. Потому как в моей памяти хранилось множество воспоминаний, как в 21 веке ушлые производители качали деньги из населения. Одни только крема чего стоят — для лица, для век, для рук, для ног, для интимных частей тела… А шампуни? Гели? Парфюм? Всякие там туши-тени-помады?
— Порадовали вы меня, Готфрид. Порадовали, — признал я, когда мы вышли из лаборатории.
— Рад, что вы оценили. Моретти талантлив, но, как и многие гении, непрактичен.
— Поэтому лаборатория для него будет построена не здесь.
— Я все понимаю, ваше высочество. Подобные секреты нужно держать подальше от посторонних глаз. Но мне хотелось бы, чтобы окружающие знали, что изготовитель знаменитой косметики и парфюмерии — выпускник Тринити-колледжа.
— Это прекрасная мысль, — кивнул я. — Пока в Ирландию едут немногие. Нужно привлечь талантливую молодежь. И успех Моретти, в том числе финансовый, будет сам по себе прекрасной рекламой.
— И это еще не все! Я хочу представить вам еще два изобретения. Одно принесет невероятную прибыль, а второе еще требует доработки, но выглядит многообещающе.
Я с удовольствием проследовал за Лейбницем. Даже если
В свое время я сомневался, что мне удастся изменить консервативный, косный, но устоявшийся подход к образованию в колледже. Однако Лейбниц взялся за дело всерьез. Похоже, их противостояние с Ньютоном все-таки состоится, но не как двух гениев, не поделивших открытие, а как двух руководителей крупных научных центров. И это неплохо. Конкуренция — великая сила. А если добавить к ней возможность очень хорошо заработать — так и вовсе прекрасно.
Надо сказать, и в 21 и в 18 веке я не раз слышал о том, что ученые — это абсолютно непрактичные люди, зацикленные только на том, что им интересно. И часть правды в этом утверждении есть. Многие гении в науке являются абсолютными профанами в бытовой жизни. Однако при должной организации процесса можно получить потрясающие результаты. Тот же Ньютон никогда не стал бы целенаправленно заниматься изобретением граммофона. А вот исследовать некоторые физические явления с научной точки зрения — вполне.
Главное — что я сам представлял, что в конечном итоге должно получиться, и в результате небольшой корректировки мы имеем популярный продукт, который стабильно приносит прибыль. Ньютон, получающий немалые дивиденды от своего изобретения, получил хороший стимул. И теперь задумывается о том, как свои научные открытия применить практически. А я издал книгу «Знаменитые изобретатели Курляндии», где упомянул всех — от Глаубера до вырастившего сахарную свеклу Пильне. С чего начали, к чему пришли, и какой (приблизительно) доход имеют от своих изобретений.
Книга имела бурный успех и способствовала притоку молодых ученых. Впрочем, мои «охотники за головами» и без всяких книг не дремали, выискивая самых талантливых студентов в различных учебных заведениях. И для Курляндии, и для Ирландии. И такой подход давал прекрасные результаты. Получив хорошее финансирование, прекрасно оборудованные лаборатории и поддержку новаторских идей, молодые умы творили нечто невероятное. Вот и в этот раз им удалось меня удивить.
Ирландец Кеган Салливан, уже не был молодым — он разменял пятый десяток, однако его таланты проявили себя только сейчас, когда он получил помощь в своих работах. Изобретатель представил мне совершенно потрясающую вещь — дагерротип! Подобное я видел только в музеях 21 века да у своего приятеля-реставратора. Переоценить данное изобретение было сложно, так что я поспешил убедиться, что «камера изображений», как назвал его Салливан — это действительно то, о чем я думаю.
Аппарат представлял собой два раздвижных ящика, вставленных один в другой. По идее, фокусировка должна производиться за счет их взаимного раздвижения или сжатия. Затвором же служила поворотная крышка объектива с маленькой рукояткой. Шедевр! И сделан он, между прочим, был из красного дерева — поскольку требовалась высокоточная подгонка половинок камеры.
Пластины тоже оказались довольно интересными. Судя по всему, созданы они были при помощи спайки — слой серебра припаяли к толстому слитку латуни, а затем полученный брусок многократно прокатали, образуя тонкий двухслойный лист, который разрезали на прямоугольные пластины. Ну да, до гальванизации еще далеко. Но и без нее это был необыкновенный прорыв! Оказалось, что Кеган еще тринадцать лет назад изобрел нечто вроде гелиографии и пытался протолкнуть свое изобретение при английском дворе. Однако никто им не заинтересовался.