Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
Неожиданно раздался звонок. Василевский снял трубку и услышал голос Сталина:
— Где ваш начальник?
— Маршал Шапошников был в Генштабе, разговаривал по ВЧ с Жуковым. Он вам нужен?
— Срочно найдите его. — В трубке послышались частые гудки.
Кузнецов встал.
— Пойду я, Александр Михайлович.
— Да, конечно. — Все еще растерянный Василевский стоял у стола. — Заходи еще на чаек, если будет время.
Нарком ВМФ не знал, как долго сидел он у себя в кабинете, вернувшись от Василевского, пока звонок телефона не
— Это я, Буденный! Узнал? Так вот какой у меня вопрос. Василевский сказал мне, что ты собираешься лететь на юг. Я тоже лечу туда, так что могу тебя взять. Я понимаю, у тебя есть свой «дуглас», но ей-богу, без тебя мне будет скучно. Летим?
Николай Герасимович уже знал, что Ставка назначила маршала Буденного главкомом Северо-Кавказского направления, но поздравить его так и не смог. Звонил ему не раз на службу, но телефон упорно молчал. Тогда он позвонил домой. Ответила жена маршала Мария Васильевна, милая и добрая женщина, родившая ему двоих малышей — сына и дочь: «Его нет, он днюет и ночует на службе!» Об этом он сейчас и сказал маршалу.
— Спасибо, моряк! — так Буденный, как и Жуков, называл всех адмиралов. — Но поздравления буду принимать тогда, когда мы разобьем Манштейна… Ты один летишь, или с тобой еще кто-то? Вице-адмирал Ставицкий? Ну что ж, его тоже возьмем. Я как-то познакомился с ним… Он родился на корабле? Нет, да? Ладно, шутки в сторону. Я родился в воронежской степи, где и морем-то не пахнет… Кто, ты говоришь, казак? Адмирал Головко? Я знаю, он из семьи казаков… Значит, моряк, летим в час ночи, на рассвете будем в Краснодаре. Жду на аэродроме…
Кузнецов прибыл к самолету в самый последний момент.
— У нас в дороге заглохла машина, пришлось ее чинить, ну и время, естественно, потеряли… — пояснил Николай Герасимович.
Буденный устроился в кресле, хотел было закурить, но раздумал, спрятал пачку «Беломорканала» в карман.
Оба всю дорогу спали, «вахту нес» вице-адмирал Ставицкий. Зря время он не терял, достал блокнот и начал подсчитывать наличие кораблей и судов на Черноморском флоте.
Самолет плавно совершил посадку.
— Вот мы и в Екатеринодаре, как говаривали в Гражданскую. — Буденный тронул усы. — В этих местах мы крепко били деникинцев…
Буденный заслушал доклад командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Козлова, затем вице-адмирала Октябрьского. Филипп Сергеевич был задумчив, хотя в глазах у него горели искорки.
— Ну, рассказывай, моряк, как сражается Севастополь. — Семен Михайлович улыбнулся в усы. Был он прост и доступен в разговоре со всеми, с кем сводила его судьба. Вот и сейчас от его улыбки командующему Черноморским флотом стало легко на душе. — Садись, моряк, и говори то что есть. Я хочу знать всю правду, и только правду. Ты вот скажи, как Севастополь удержим, если поганые фрицы снова начнут штурм?
— Надо удержать, Семен Михайлович, — ответил Октябрьский. — После декабрьского штурма города Манштейн больше не наступал: то ли решил отдохнуть, то
— Говори!
— Прошу вас не ослаблять Приморскую армию, ее и так потрепали под Одессой. Если можно, дать генералу Петрову танки, самолеты, орудия.
— Ты, как Тарас Бульба, за честь и совесть горой стоишь, — улыбнулся маршал. — Это мне по душе. Бросать в беде тех, с кем идешь на огонь, негоже. И я не брошу в беде генерала Петрова.
— Ну а за оборону города я ручаюсь, — заявил Октябрьский.
— Филипп Сергеевич, не надо бахвалиться, — осадил его Кузнецов.
— Я своих людей знаю, Николай Герасимович, вижу, кто и на что способен.
— Моряк, в словах твоего начальника истина, ты, пожалуйста, не горячись. Командир Керченской военно-морской базы адмирал Фролов сказал мне, что фашист рвется в Керчь как тот рысак, лишь спусти ему поводья. — Буденный велел своему адъютанту принести карту. — Теперь коротко доложите, как Черноморский флот обеспечивает перевозки на Керченский полуостров…
Совещание у главкома закончилось поздно.
— Ты куда едешь утром? — спросил маршал наркома ВМФ.
— В Новороссийск, к командиру базы Холостякову. Через сутки вернусь сюда.
— Тогда вместе вылетим на Керченский полуостров, в штаб Крымского фронта. — И после паузы Буденный заявил: — Есть у твоего комфлота Октябрьского чуточку хвастовства, что-то вроде шапкозакидательства: мол, нам море по колено. Не находишь?
— Есть такое… — согласился Николай Герасимович. — Но есть в нем и воля, решительность.
Кузнецов еще не уснул, когда дежурный по штабу сообщил ему, что во время бомбежки города погибли заместитель командующего ВВС ВМФ генерал Коробов и командующий ВВС Черноморского флота генерал Остряков. Нарком вскочил с дивана.
— Вы не ошиблись?
— Нет, товарищ народный комиссар, фамилии этих генералов я записал по буквам, так как слышимость была слабой. Вот листок…
«Эх, летуны, летуны, как же это вы угодили под бомбы?» — сокрушался Николай Герасимович. Коробова он знал мало — тот недавно был назначен к генералу Жаворонкову, а вот Остряков творил чудеса еще в небе Испании, немало сбил самолетов Франко, словно буревестник носился над морем, ведя огонь по вражеским кораблям. И не зря ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Утро 27 апреля выдалось хмурым. Угрюмое лицо было и у наркома. Это заметил и капитан 1-го ранга Холостяков, встретивший его в Новороссийске. Невесело поздоровавшись с ним, Кузнецов спросил:
— Как сражаешься, Георгий Никитич? — И без всякого перехода продолжал: — Мне сейчас сказали, что час тому назад немцы бомбили нефтехранилище в Цемесской долине. Там вспыхнул пожар.
— Я послал туда начальника тыла базы капитана 2-го ранга Масленникова, чтобы организовал тушение. Вот жду его…