La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Ты ненормальная, Смирнова? — свистящим голосом довольно грубо перебивает меня. — Больная? Сумасшедшая? Или ты просто…
— Злая? — ухмыляюсь.
— Что ты натворила, Даша? Я даже не знал о твоем состоянии. Ты не сказала…
Откидываюсь на подголовник и громко хмыкаю.
— А если бы знал… — плотоядно ухмыляюсь и даже подмигиваю потолку машины.
— Все было бы иначе, Даша. Однозначно! — не запинаясь, отвечает.
— Все так говорят, Карим. Мне пора, — касаюсь пальцами дверного замка, но щелчок автоблокировки меняет мои планы на скорейший выход из машины. — Выпусти, пожалуйста. Это
— Я не изменял, Даша.
— Я этого и не говорила, но ты исчез, сославшись на какие-то неотложные дела, потом все списывал на тяжелую учебу, потом твои отлучки на ипподром, потом…
— Даша, это обыкновенная, возможно, шальная молодость. Мне был двадцать один год, я думал, что…
— Чем больше девок опылишь, тем лучше будешь выглядеть в глазах своих дружков? — грубо заканчиваю за него. — Это важно?
— Что важно? — осипшим голосом переспрашивает.
— Для вас, для мужчин, важно качество секса компенсировать его количеством? Это инстинкт размножения?
— Ты цинична, Смирнова! — скрипит зубами, сжимая и разжимая свой правый кулак. — Зла, ядовита. Ты очень беспощадна. В восемнадцать лет… — раскрывает руку и запускает всю пятерню себе в волосы. — Пизде-е-е-ц! Даша…
— Выпусти меня, пожалуйста, — еще раз его прошу.
— Он ждет тебя? — Назин подбородком указывает на ловящего очередной ревнивый приход застывшего на выходе Ярослава.
— Не твое дело, — рявкаю в ответ.
— Ты права, оставим в покое мотылька, летящего на пламя, — Карим разваливается поджарым телом в своем кресле и демонстративно отворачивается от меня. — А за что так люто, можешь объяснить? Так люто с собой, Даша? И с маленьким, а?
Прокручивая свои пальцы, спокойно отвечаю, рассматривая его затылок.
— Ты женился в тот день, Назин.
— Видимо, прекрасный повод, Даша? Или это твоя бабская холодная месть?
— Возможно, — стараюсь сдерживаться и не поддаваться на его провокации, но выдержка меня подводит — по всей видимости, я не так талантлива, и накопленная злость начинает странным образом сбоить, заполняя глаза предательской влагой.
— Ты за что-то мстила мне? Я был груб с тобой? Обижал?
— Ты меня бросил! — вытянувшись и приподнявшись в своем кресле, шиплю ему по буквам почти в самое ухо. — Бросил, бросил, бросил… Игнорировал!
— Я был занят, Даша, так обстоятельства сложились, — он возвращается ко мне. — Мы поругались, но не расстались, повторяю в сотый раз. Нужно было подождать!
— У меня не было времени на ожидание возможного божественного пришествия. Твое великолепное семя гордых предков, ведущих свой род, вероятно, от самого Чингисхана, прорастало и физически уродовало меня. Я поправлялась и меня тошнило. Я есть не могла, но телом вширь, как это ни странно, раздавалась, — надменно и с неприкрытым вызовом выплевываю свои грубые слова. — На мне костюмы не сходились, а в дружном коллективе поползли определенные слухи. Я…
— Твои танцульки, Даша?
— Чемпионат, Карим! — с жалкой гордостью сквозь слезы отвечаю. — Чемпионат! От него все зависело. Ты даже не понимаешь, как это…
— А-а-а-а! Ну да, ну да, куда уж мне! Ты, видимо, затаила на меня какую-то только одну известную тебе обиду и решила нанести свой блядский коварный удар, да? И так удачно
— Так выпусти меня, Карим! — визжу и дергаю ногами.
— За что, Даша? Ответь только на один вопрос и, — делает глубокий вдох, на несколько секунд задерживает дыхание, а затем шумно выдыхает, — вали на хрен отсюда! Блядь!
— Ты спал с другой! — выплевываю ему в лицо.
Он присматривается ко мне? Забыл, как выгляжу? Назин щурит взгляд, странно улыбается, что-то шепчет — четко вижу, как двигаются его губы, странно искривляя мужской рот; шумно дышит, раздувая ноздри, а затем спокойно произносит, не сводя с меня глаз:
— Нет! Нет! Нет! И если тебе угодно, то еще раз нет. Не спал, Даша, не изменял. В семье были проблемы, а я не облегчал родителям жизнь, но тебя не предавал. Измена — то же предательство, правильно трактую определение? Не отрицаю, что в моих компаниях были девочки, были и охочие залезть ко мне на член, но с тобой я был честен и открыт. Ты придумала достойную отмазку, Смирнова. Как спится нынче по ночам? По-моему, я тебе ответил? Если вкратце, Даша, но сейчас не собираюсь какие-либо подробности излагать. Ты этого, как оказалось, абсолютно не достойна, жестокая мелкая дрянь. Господи! Как страшно ты надругалась над маленьким ребенком…
Он причитает сейчас? То есть, я еще и дрянь? Ад, видимо, меня заждался. Ненавижу всех вас! Чертовы поборники морали и люди в чистых одеяниях, но с испачканным в коричневую жижу нижним бельем. Чтоб вас всех разорвало!
— Каким еще ребенком, Назин? Он не успел там сформироваться. Мелкий эмбрион! Медицинский отход, последыш! Господи! — воздухом взбиваю выбившиеся волосы из высокой прически. — Тебя на сентиментальность пробило?
— Даша, Даша, Даша, ты очень глупая. Малышка, малышка, малышка… Ты… — похоже, Карим подыскивает для меня обидные слова. — Недоразвитая, Даша. Вернее, ты так и не повзрослела, рыбка! В свои тридцать по уму ты остановилась на отметочке в пятнадцать, и даже не восемнадцать, лет. Ты сама маленький ребенок! Избалованный, неперебесившийся, злобный тролль на каблуках и с сиськами, но без мозгов. Увы! Бог тебя от разума уберег…
— Вот и выпусти меня. Вдруг эта недоразвитость, дурость и избалованность заразны, а мы с тобой в одном салоне. Я надышу, а твоя Дина, забеременев, вырвет с мясом тебя из себя…
— Закрой рот, идиотка, — бьет кулаком по рулю, заставляя вздрогнуть свой автомобиль и выдать задушенный звуковой сигнал, и тут же снимает автоблокировку с дверей машины. — Плыви отсюда, рыбка. Бог тебе счастья подаст, если посчитает нужным!
Гад! Гад! Гад! Сволочь… Как же я была тогда права! Я не ошиблась двенадцать лет назад. Уверена! Абсолютно! Таким, как Назин, не нужны дети от «недоразвитой Смирновой Даши».