Легенда о двенадцати ковчегах

Анин Владимир

— Я что, Пучков, перед тобой отчитываться должен? — нахмурив брови и повысив голос, произнес Бершинский.

— Да боже упаси! — сразу остыл доцент.

— Ладно, заканчивай об этом. Главная проблема заключается в том, что денег у меня сейчас уже нет. Точнее, на такую поездку — нет.

— Будут, — с уверенностью произнес Пучков.

— Ишь ты! И где же ты намерен их раздобыть?

— Не знаю, как вы, профессор, а я умею заводить нужные знакомства, — приосанился доцент.

— Интересно.

— Встретился я тут недавно с одним человеком.

Он, конечно, не из нашего круга. Я имею в виду не из научной интеллигенции, но довольно любознательный. Тоже, кстати, грезит всякими путешествиями, приключениями. И что самое важное — очень даже обеспеченный индивидуум. Работает в индустрии развлечений, в области азартных игр. А это, я вам скажу, прибыльное дельце. Когда он узнал, что я занимаюсь археологией, сразу стал расспрашивать, как мы работаем, как добываем материалы, как ведем поиски, и выразил желание поучаствовать в каком-нибудь предприятии, даже обещал профинансировать экспедицию, если, конечно, мы согласимся взять его с собой.

— Тёма, ты с ума сошел! — отмахнулся Бершинский. — Я никогда не стану связываться с криминалом.

— Альберт Родионович! Какой криминал? У него вполне легальный бизнес.

— «Вполне». Все они так говорят.

— Но мне его рекомендовали люди, мнению которых я склонен доверять.

— Ой, Тёма, не знаю. Не нравится мне все это.

Бершинский достал из кармана пиджака пачку папирос «Беломорканал» и, примяв бумажный мундштук, закурил. К папиросам Альберт Родионович пристрастился еще в молодости и с тех пор ни разу не изменял этой своей привычке. Сигареты он не признавал принципиально и никогда не брал в рот это фальшивое, по его словам, подобие папиросы, даже если очень хотелось курить, а папирос не оказывалось.

Несколько минут Пучков пристально смотрел на задумавшегося профессора. Наконец тот затушил окурок о край огромной стеклянной пепельницы и, подняв взгляд на доцента, спросил:

— Ты действительно думаешь, что на этого бизнесмена можно положиться?

— Абсолютно.

— Мы ведь никогда не брали с собой в экспедицию посторонних людей.

— А студенты?

— Какие же они посторонние? Это, можно сказать, их работа.

— Ну, хорошо, Альберт Родионович, всё когда-то бывает впервые. Зато у него средства. Вы, кстати, думали, как мы до этих Ольшан добираться будем? Вспомните карту, там ведь даже железной дороги поблизости нет. А этот парень наверняка и автотранспортом нас снабдит, а?

— Тёма, но такие люди никогда ничего не делают бескорыстно.

— А кто говорит о бескорыстии? Если мы там действительно что-то ценное найдем, отдадим ему какую-нибудь вещицу, пусть наслаждается.

— Вот еще! — возмутился Бершинский. — А как же наше золотое правило: все находки — в музей?

— Видимо, придется сделать исключение.

— Нет, Тёма, я на это пойти не могу. Неужели ты не понимаешь, ведь если мы найдем ковчег, да еще и не пустой, это будет самой большой нашей находкой, великой находкой, я бы даже сказал — величайшей.

— Наука требует

жертв, Альберт Родионович. Вы же должны понимать, что без него мы не в состоянии организовать экспедицию, и тогда этой находки вообще может не быть. Ну, отдадим ему какие-нибудь не самые ценные безделушки…

— Там каждая безделушка бесценная, — возразил профессор.

— Хорошо, отдалим ему несколько бесценных безделушек. Они с лихвой окупят его расходы, а мы с вами получим главный приз.

— Не мы, а наука, — поправил Бершинский.

— Но мы с вами — часть науки!

— Ты, прямо, как змей-искуситель, Пучков, — покачал головой профессор. — Ладно, считай, что ты меня уговорил. Давай прикинем, что нам для этой поездки может понадобиться.

— Прямо сейчас? — растерялся доцент.

— А чего тянуть? Тем более, если ты будешь договариваться с этим твоим коммерсантом, тебе понадобится хотя бы приблизительная смета.

Они сели за стол и принялись составлять подробный список. Бершинский любил точность и обязательно упоминал в таких списках каждую мелочь, вплоть до веревок, крючков и гвоздей. Через полчаса внушительный, на четырех страницах, список был готов. Помимо обычного снаряжения и инструмента, Бершинский вписал туда дюжину динамитных шашек.

— Динамит? Это еще зачем? — удивился Пучков.

— На всякий случай.

— А как мы его провезем и, главное, где мы его достанем?

— Я, Тёма, тоже умею заводить нужные знакомства. А как провезти, подумаем. Тем более, если поедем на автомобиле…

— Еще один вопрос, Альберт Родионович. Что будем делать с той женщиной?

— С Ариной? — Профессор вспомнил необыкновенные голубые глаза, и невольно сглотнул: — А что с ней делать?

— Во-первых, она тоже наверняка потребует свою долю и будет права — ведь это она принесла нам карту. А во-вторых, меня не покидает ощущение, что эта красотка захочет, чтобы мы взяли ее с собой.

— Ни за что! — отрезал Бершинский, при этом невольно ловя носом аромат грейпфрута, до сих пор витавший в воздухе. — Ты же знаешь мое правило: никаких женщин в экспедиции.

— Я-то знаю, а она — нет. Арина выглядит довольно решительной дамой.

— Я подумаю. Мы ведь завтра с ней встречаемся? Ну, скажем ей, что с собой взять не можем. А если начнет настаивать, вернем скрижаль и откажемся от дальнейшего сотрудничества.

— И вы сможете? — выпучил глаза Пучков.

— Что смогу?

— Отказаться. От такого.

— Ты прав, отказаться будет сложно. — В памяти у Бершинского вновь всплыли глаза Арины, ее чувственные губы, он вздохнул: — Но все равно попытаемся ее отговорить.

— Тогда она сама туда приедет. Без нас. Это ведь ее родина.

— Очень может быть. Значит, у нас не будет выбора и придется взять ее с собой.

— Еще одно исключение?

— Ты же сам говоришь — всё когда-нибудь случается в первый раз. Придется ради науки приглушить свой мужской шовинизм. Но это — в крайнем случае. Задача номер один — отговорить ее.