Лёнька. Украденное детство
Шрифт:
– Держи, Вань. Ежели нападут – бей первым, в сердце, в живот, в шею. Короче, куда Бог пошлет, туда и коли его! Это тебе Лёнька, не вустриц пырять. Берегись, пацаны!
Глава одиннадцатая
Разведчики
История войн учит тому, что победа над захватчиками часто достигалась не только борьбой одной регулярной армии, но одновременно и народным партизанским движением, способствовавшим окончательному разгрому захватчиков [58] .
58
Сталин И. В. О задачах партизанского движения. Из Приказа Наркома обороны СССР № 00189 от 05.09.1942 г.
Разведгруппа партизанского отряда «Красный Бездон», состоящая из двух молодых парней, которым на двоих было меньше тридцати лет, вооруженных ореховым посохом-дубинкой и ножом-финкой, отправилась в свой первый боевой поход. Они решили подобраться к деревне засветло и, осмотревшись, залечь на окраине в кустах, чтоб дождаться сумерек. Так и поступили.
Путь до дома занял около двух часов. По Лёнькиным подсчетам, который ориентировался в лесу лучше, чем в своей родной хате, оставалось около версты до первой деревенской околицы, как вдруг впереди что-то громко хрустнуло. Его чуткое ухо, натренерованное вместе с отцом на долгих лесных охотах, учуяло этот характерный треск, который издает живое существо, продирающееся сквозь кустарник. Скорее всего, это был человек, а может быть, и не один. Он остановился и схватил за рубашку Ваньку. Прижал к губам палец, показывая: «Тихо!» Иван остановился и испуганно озирался, доставая трясущейся рукой припрятанный нож. Треск раздался ближе. Парни присели и судорожно решали: бежать прочь от этой неожиданной встречи или дождаться появления автора этого шума. Еще и еще раз затрещали ветки ивняка, и из-за куста возникла огромная черная голова с короной.
– Сохатый! – одними губами восторженно прошептал Лёнька.
Такой большой лопаты рогов он не видел никогда, хотя отец за сезон добывал не одного и не двух лосей, а иногда вместе с заезжими охотниками и по три за день загонов. И хотя Лёнька в ту пору был еще совсем мал, он запомнил эти чудовищно больших размеров туши. Голова, рога, копыта. Одна туша лося могла прокормить крестьянскую семью в течение всей зимы. Однако добыть его было чрезвычайно сложно и без опытного охотоведа, как дед Павлик, в здешних местах почти нереально. Тем более что лось хоть и водился вдоволь в этих краях, но держался он ближе к Бездону, легко проходя по топким местам и трясинам, куда человек не мог попасть ни при каких обстоятельствах. И вот тебе такая удача! Сам царь леса горбатый и бородатый бык-семилеток вышел на парней и теперь, задумчиво пожевывая ободранную ивовую ветку, глядел на них черными блестящими глазищами.
Иван наконец достал свое оружие и вытянул вперед, показывая готовность к атаке или обороне, чего – он сам еще не решил. Стараясь не двигаться, он прошептал Лёньке:
– Ну что? Нападаем? Возьмем его? Котлет наделаем!
– Шшш! Ты чо?! Ополоумел? Он из нас сам сейчас котлет понаделает! – одернул его младший напарник.
Опытный охотник, несмотря на свой совсем юный возраст, он прекрасно знал, насколько силен, могуч и яростен может быть бык. Особенно в конце лета, когда начинается гон и сохатый богатырь становится непредсказуем и смертельно опасен. Тут даже медведь, не имеющий врагов в лесу, старается обходить стороной такого самца-великана. Единственный способ разойтись по-мирному – это подать негромкий звук, не пугая и не угрожая, а как бы обозначая свое присутствие. Лёнька слегка чмокнул губами, как будто он подзывал лошадь или корову. Лось-гигант помотал головой то ли в ответ, то ли отгоняя назойливых мух. Нагнул морду, показав частокол своих опасных пик-рогов, и… исчез за кустом. Он растворился так тихо и плавно, что партизаны продолжали зачарованно стоять в полуприседе, наблюдая за колышущимися ветками. Где-то далеко по ходу движения лося хрустнула ветка, дав прощальный сигнал встреченным пацанам.
Лёнька выпрямился на затекших от напряжения ногах, втянул ноздрями воздух и слегка тряхнул за плечо продолжавшего приседать напарника:
– Пошли, Вань! Вон уже дымом тянет из деревни. Рядом мы.
Найти оставшийся путь в родную деревню было легко, так как через пару минут ходьбы не только отчетливый запах гари, но и тонкий столбик серого дыма, поднимавшийся к небу, точно указывал направление и цель их путешествия. Они не знали, что утром немецкий патруль зашел в опустевшую конюшню в поисках побитого
Мальчишки выбрались на окраину леса и залегли в высокой траве, наблюдая за ближайшими домами. Если бы не чуждые русскому уху переливы губной гармоники, разносившиеся редкими порывами летнего ветерка, деревушка, казалось, жила своей обычной жизнью. Где-то надрывно кричал петух, квохтала несушка, сообщая о снесенном яйце, мычала корова, лениво тявкала у кого-то во дворе псина. Какой-то хозяйственный крестьянин тяпал топором, раскалывая дрова. Мирные обыденные деревенские звуки. Ни грохота пушек, ни свиста пуль, ни взрывов, ни передвижения войск – ничто не напоминало о том, что где-то совсем рядом идет самая страшная и кровопролитная война за всю историю человечества. Парни огляделись, и Лёнька зашептал:
– Слышь, Вань, вроде спокойно все вокруг. Давай сгоняем по-быстрому по домам. Может, скорее управимся да вернемся засветло?
– Ага? Спокойно… а дым от хаты тянет? Это ж кого-то подпалили. Может, там облава какая-нибудь идет. Нельзя нам в деревню соваться. Командир сказал, чтоб ночь ждали. Давай отползем к лесу и выспимся? А то я всю ночь бродил. – Он зевнул, подтверждая свое предложение.
Лёнька выдернул травинку с метелочкой на конце и грыз ее сладко-кислый кончик, о чем-то напряженно размышляя. Иван, не дождавшись ответа, прикрыл глаза и потянулся. Сладкая дрема наваливалась все сильнее на его измотанный организм и требовала капитального отдыха. Нежный шепот листьев, сладкий аромат травы, теплое ласковое солнце… Через минуту Ваня Бацуев посапывал, раскинувшись в высокой мягкой траве. О его товарище напоминали только оставленная им ореховая палка и слегка примятые одуванчики со сбитыми пушинками, разлетевшимися по всей опушке леса.
Лёнька пробирался к своему дому. К сожалению, они с Иваном вышли из леса с восточной стороны деревеньки, а их хата находилась на севере. Приходилось крадучись, а где-то и ползком преодолевать огород за огородом. Вот уже и дом Полевых. У них в огороде всегда богато было: и бураки, и огурцы, и морковь сладчайшая, и картоха с кулак. Даже капуста росла размером с ведро. Лёнька проскользнул меж двух жердин сквозь ограду и пополз вдоль грядки с огурцами, на ходу срывая зеленые плоды и засовывая их под рубаху. Чтоб не выпал ни один овощ, он стянул ее концы внизу узлом на пузе, как обычно делали при воровстве соседских яблок. В такой рубашечный мешок влезало до двух пудов плодов. Он так увлекся, что чуть не натолкнулся на две худые загорелые ноги, принадлежавшие стоящей к нему спиной Таньке. Он полз так тихо, что девочка не услышала его и продолжала смотреть на валивший от сгоревшего дома Гольтяпа, как звали его в деревне, серый клубящийся дым. Лёнька поднял голову и тихонько свистнул:
– Фьють!
Танька обернулась и, увидав распластавшегося на земле мальчишку, взвизгнула, подскочив так, будто к ней подобралась змея. Лёнька зашипел на нее:
– Шшшшш! Тихххо ты!
– Ой! Лёня, это ты? Тебя ж убили. Мамка твоя плачет третий день. Из сарая не выходит. Совсем плохая. А ты откуда? А у нас немцы в хате. К нам нельзя, – затараторила она, понижая голос, и вконец перешла на боязливый шепот, понимая, какой опасности подвергается всеми уже похороненный и внезапно воскресший мальчишка. Она была рада и напугана его появлением одновременно.
– Немцев много?
– Пять человек. Всю хату заняли. Какую-то бандуру поставили с антеннами длинными. Нас с мамкой и бабой Люсей в хлев выгнали. Только убираться и готовить еду им заставляют в доме. А так теперь в сарае живем с курами. Корову и свинью забрали. Увезли вчера куда-то. Со всей деревни собрали всю животину. И на машину загрузили. Говорят, что их Гитлеру отвезут. Во какой он ненасытный, гад! А картоху, морковь да зелень оставили. Говорят, чтоб растили. А еще дом дядьки Гольтяпа, конюха, сегодня утром рано спалили. Искали его, бегали с ранья самого и потом подожгли. Лёнь, а ты насовсем или как?