Летим в Лас-Вегас!
Шрифт:
Ох-ох-ох!
– Что-то скажет Надин? Боюсь, она сейчас не в лучшем настроении – проблемы со свадебным платьем. Позавчера на примерке оно расползлось по шву. Надин во всем винит портных, а мне кажется, что она прибавила в весе. Знаешь, когда только и делаешь, что пробуешь образцы свадебных пирогов…
– Мама!
– Что, радость моя?
– Если я решу… выходить замуж здесь… ты приедешь?
– Только попробуй меня остановить! Правда, на работе мне надо отпроситься за неделю, но ты ведь ничего не планируешь в ближайшие десять дней?
Слова застревают у меня в горле. Как хочется, чтобы
– Заказывай билеты! – решаюсь я.
– Хорошо, посмотрю расписание самолетов в «Санди Тайме» и… Ой!
– Мама, что такое?
– Совсем забыла! Вчера вышел номер «Экспресс и Эхо» с твоей статьей!
– Правда? – кричу я в восторге. – Ну и как?
– Изумительно. Львиная морда во всю полосу и заголовок «Что за светская жизнь без львов?»
– Это мой заголовок! Я придумала! – хвастаюсь я.
– Мне уже звонила Аманда, спрашивала твой адрес, чтобы выслать тебе несколько экземпляров. Но теперь, думаю, она привезет их с собой – ты ведь, наверно, и ее пригласила…
– Еще нет. Но обязательно приглашу. Кончилось мое недолгое счастье со статьей покончили и снова перешли на свадьбу.
– Доченька! Не могу дождаться, когда тебя увижу! Всю в белом! В Лас-Вегасе еще носят белое?
– Носят.
«А посредине я – вся в белом». О боже мой!
– А что обо всем этом думает Иззи?
– Она за меня очень рада!
– Я тоже! В наше время все тянут и осторожничают, а я думаю: если вы друг друга любите, почему бы и нет? Так, Джейми?
– Что?
– Вы друг друга любите, верно?
Я делаю глубокий вдох, но тут мама ахает:
– Ой, Айвен идет! Солнышко, целую крепко и обнимаю вас обоих. Позвоню завтра.
– Мамочка, я тебя люблю!
– Я тебя тоже, милая. Пока!
Я горестно вешаю трубку. В какую неразбериху я превратила свою жизнь! Точь-в-точь испанский омлет: все вперемешку, много соли и перца – и слезы на глазах.
К завтраку я приступаю часа в два дня. (После звонка мамы я снова легла спать и видела во сне Кристиана, который дрался на дуэли со Скоттом Байо.) Рид в полдень укатил на очередные таинственные переговоры. Я выхожу на балкон, где загорает на солнышке Иззи: тридцать градусов в тени, а мы на солнечной стороне.
– Я бы надела темные очки, но в них мало что видно, – говорит она, указывая на накрытый стол – белоснежная скатерть, свежие цветы, серебряные приборы. И вдруг хватает меня за руку: – Совсем забыла! Ни за что не догадаешься, что сказал мне сегодня утром Рид!
– И что же?
– Что охотно будет платить мне столько же, сколько я получаю в стриптиз-клубе, если я пообещаю больше там не работать!
– Не может быть!
– Представляешь, как повезло? Всего-то навсего – прекратить делать то, чего я и так никогда не делала!
– И ты возьмешь деньги? – возмущенно восклицаю я.
– Надо быть последней дурой, чтобы не взять. Для него это капля в море.
– Но ведь это выглядит так, как будто… как будто он платит тебе за секс.
– Вовсе нет. Я дала ему понять, что так или иначе ушла бы из
– Прости, что говорю банальности, но ты ведь не бросаешь работу!
– Об этом знаешь ты и знаю я – а больше никто! – подмигивает она. – Послушай, он привык иметь дело с деньгами. Для него это пустяки.
– Тебе не кажется, что лучше было-бы повести дело начистоту?
– Я об этом уже думала. Но, кажется, ему нравится спасать меня от порока. И не смотри на меня так! Что ты сделаешь, если Энрике Иглесиас пригласит тебя с собой в кругосветный тур?
– Не вижу связи!
– Чтобы поехать с ним, ты бросишь работу, а новую найти не сможешь – какая там работа, если вы перелетаете с места на место? Он богат, ты бедна. Значит, он обязан возместить тебе ущерб.
– Вижу, ты все обдумала, – вздыхаю я.
Дальше спорить бесполезно. Порой мне кажется, что из Иззи получился бы сказочный адвокат.
– Знаешь, – говорит Иззи, щедро поливая свой омлет кетчупом, – Рид настоящий самородок. Вырос в трущобах Филадельфии, в нищете и убожестве, ел хлеб с маргарином, потому что на масло денег не было. И всего добился сам. В нем рано проявилась предпринимательская жилка – свой бизнес он начал уже в четырнадцать лет. Отыскивал на автомобильной свалке машины, какие получше, ремонтировал и продавал. В шестнадцать у него появилась своя контора. С самого детства он мечтал стать этаким элегантным бизнесменом в дорогом костюме. Образования никакого, зато хорошим манерам учился долго и старательно, по книгам. Сейчас он купил родителям дом в престижной части города, а сам только и делает, что мотается по всему земному шару. – Иззи вздыхает. – Не хватает только женщины, которая разделила бы с ним все это богатство… 3наешь, он считает, что жена-англичанка – это высший класс. Конечно, на Наташу Ричардсон я не тяну, но не думаю, что он заметит разницу.
Вы думаете, Иззи интересуют только деньги? Ничуть. Я-то ее давно знаю. Может быть, ее мужчины и не красавцы, но души у них добрые. А к Риду она прилипла, потому что просекла: он будет рабски ее обожать, обожествит при жизни и, может быть, даже закажет ее портрет. Можночяи осуждать женщину за то, что она ищет однолюба? Мужчину, для которого всегда будет Номером Первым? Одна загвоздка: если бы эти чувства были взаимны…
И вообще, не в том я положении, чтобы кого-то критиковать. Я набираю воздуха в грудь и выкладываю Иззи всю подноготную: и про вчерашний пьяный факс, и про то, как сегодня еще глубже увязла в трясине вранья.
– Ну и фантазия у тебя! – хохочет Иззи, морща загорелый нос.
– Да, я упомянула, что его зовут Скотт?
– Что?
– Моего жениха зовут Скотт.
– А ты не упоминала, что у него один глаз синий, другой зеленый и он говорит на семнадцати языках?
– Нет, – угрюмо отвечаю я. – Скотт, и все.
– Что ж, могло быть и хуже. Скотт Байо. Скотт Бакула. Как бишь звали того паренька на серфинге из «Соседей»?
– Скотт Майкле.
– Точно, он.
Сейчас я любуюсь Иззи. Без косметики (кроме туши, с которой она, кажется, никогда не расстается) она хороша, как никогда. Яркий румянец, свежесть, сияние молодости – и никакого пота!