Лето разноцветно-косолапое
Шрифт:
Тедди, вытянувшись столбиком, выглядывал из-за медведицыной спины: и боязно, и любопытно.
Вскоре ворота приотворились и человек вышел. В руках он держал хлеб и открытую банку сгущёнки.
— Ну, угощайтесь, что ли. Как зовут пацана?
— Тедди, — ответил Тедди. Ему очень хотелось попробовать того, белого, вкусно пахнущего, что протягивал человек, — просто слюнки бежали.
— Федя, значит… А меня Сергей Иваныч, будем знакомы. Что, Старуха, нос воротишь? Не хочешь сгущёнки? А чего же ты хочешь?
— Нам бы медку… — как можно деликатнее сказала медведица.
—
— Маленький у меня болеет, — объяснила Аксинья Потаповна. Того гляди, вовсе помрёт.
— Не разбираю, что мычишь, — пожал плечами человек. — Может, по-русски скажешь, что да как?
— Пойдём, Тедди, — вздохнула медведица. — Ничего не выходит.
— А угощение? — проскулил Тедди.
— А угощение? — спросил человек. — Я вам от всей души… Э-э-э, у вас, я вижу, случай серьёзный, — догадался он, глядя на удручённую медведицу. — Эх, ладно, подождите.
Он снова скрылся за воротами и через некоторое время вынес пакет.
— Шут с вами. Сдаётся, вам действительно нужнее, — вот, прошлогодние соты.
От пакета пахло так обалдительно, что Тедди забыл про страх и про совесть и следом за своим носом потянулся к человеку.
Аксинья Потаповна одёрнула медвежонка и поклонилась:
— Спасибо тебе, Сергей Иваныч.
— Ишь ты, какая вежливость-медвежливость, — улыбнулся человек. — Забирай уж, раз такое дело. Но помни, Старуха, и всем вашим скажи: если кто сдуру побираться заявится — ружьё у меня под рукой, собаки начеку.
Сгущёнку и хлеб Тедди с Аксиньей Потаповной всё же съели, даже банку до дна вылизали. Хоть на душе и грустно, а всё-таки вкусно. Потом медведица взяла пакет с лекарством в зубы, и они двинулись в обратный путь.
А Сергей Иваныч глядел им вслед и удивлённо качал головой. Надо же!
Рассказать кому — не поверят, что медведи мёд не съели, а на вынос забрали, да ещё в благодарность кланялись. Прямо цирк на каникулах! И медвежонок-то у неё, Федька, чёрный какой — от кого бы? Вроде нет в округе таких чёрных. Как же этого Фёдора по отчеству?
Мифы медведей мира
Мадхуведа
Как и предполагала Аксинья Потаповна, лечение мёдом быстро поставило губачонка Бхалу на ноги. Уже на другой день он был здоров и жизнерадостен. Хотя на мордочке и оставалось как бы недовольное выражение: губы дудочкой, бровки домиком — но тут уж ничего не поделать, такова его природная физиономия.
— У-у-у, я теперь настоящий мадхувед! — гордился Бхалу.
— Что значит «мадхувед»? — спросили его.
— Тот, кто знает мёд. Великий Джамбаван научил пчёл делать мёд.
— Кто? Твой дедушка? — удивились медвежата.
— Да не дедушка! А пра-пра-пра-пра… Вы, что ли, не знаете? У-у, великий Джамбаван, царь
И Бхалу начал рассказывать про царя Джамбавана:
— В давние времена, когда джунгли были гуще и зверей там было больше, царил над ними великий медведь Джамбаван. Его дворцом было дупло, огромное, как пещера, на огромном, как гора, дереве.
Царь-медведь ходил по индийским джунглям и следил за порядком. Где сильно густели растения, Джамбаван проламывал в чаще тропинки. Если долго не было дождя, Джамбаван грозно рычал в небо, облака сотрясались, как от грома, и начинался ливень. Царь всё видел и следил, не бросаются ли обезьяны фруктами, не убивают ли хищники дичь для баловства. И всем в джунглях хватало еды и питья — от мышонка и до слона, и звери уважали царя за его мудрость. Только тиграм не нравился медвежий порядок, но они боялись Джамбавана и помалкивали.
Как-то раз Джамбаван отправился навестить своего младшего брата Бхалу на остров Ланку. И в отсутствие царя объявился в индийских джунглях огромный тигр по имени Равана. Он занял царский дворец, выгнав оттуда прекрасную царевну Джамбавати, и заявил: «Я самый сильный и большой, самый зубастый и когтистый! Джамбаван не вернётся, я теперь царь джунглей!» Равана действительно был огромен: усы — как бамбуковые прутья, зубы — как слоновьи бивни, хвост — как бревно. Обрадовались тигры и барсы: новый царь разрешил им охотиться сколько душа пожелает, и за это они каждый день приносили ему на съедение буйвола. Равана не умел вызывать дождь своим рёвом, но хищников это не тревожило, они говорили: «Мы всегда напьёмся кровью антилоп и оленей, нам хоть трава не расти».
А Джамбаван, ни о чём не ведая, гостил у брата Бхалу, учил его управлять Ланкой. Но тут прилетел из Индии крылатый Хануман, царь обезьян. Он рассказал, что случилась беда, что царевна Джамбавати в изгнании…
— Ах! — вздохнула Панда.
— … и, едва дослушав, медведь побежал к морю. И море от Ланки до Индии он перепрыгнул до середины, а дальше поплыл…
— Молодец, — заметил Умка.
— … но на берег выйти не смог — там его поджидал тигрище Равана с полчищем зубастых приспешников. И едва Джамбаван выходил из воды, тигр набрасывался и сталкивал его обратно в море…
— Как Росомаха! — сердито воскликнул Тедди.
— … и тигры и барсы ревели от радости. Так продолжалось три дня, и на море расходилась буря. На исходе третьего дня великий медведь перестал показываться из воды, и воинство Раваны возрадовалось. Но Джамбаван не утонул…
— Знаю, он затаился под водой! — догадался Умка.
— Нет, он поплыл обратно на Ланку, и там его истерзанное тело вытащил на берег младший брат, Бхалу. Обезьяний царь Хануман заплакал, но Бхалу сказал: «Не спеши плакать! А спеши лететь на север, в Гималаи. Там меж двух исполинских вершин найдёшь плодоносную гору Ошадхи. И на той горе растут четыре целебные травы: первая, мрита-сандживани, вернёт дыхание…»