Лейтенант и его судья
Шрифт:
— Кого нашли? — спросил Кунце.
— Солдата! — ответил Хайнрих.
— Ординарца, который хотел купить цианистый калий у аптекаря Ритцбергера в Линце! — воскликнул Стокласка.
— Это действительно интересно, — сказал Кунце. — Я прошу только, чтобы кто-то из вас один рассказал все по порядку.
После того как все солдаты гарнизона был и допрошены — к сожалению, безрезультатно, — поиск продолжили по всей монархии. Допрашивали каждого солдата, бывавшего ранее в Линце. Наконец его нашли — в Загребе. Он с готовностью подтвердил все показания аптекаря Ритцбергера. Лейтенант, у которого он тогда служил ординарцем, послал его в аптеку за цианистым калием.
Кунце позвонил командиру полка в Нагиканице и попросил допросить лейтенанта Ксавьера Ванини по поводу попытки купить цианистый калий. Уже после обеда был получен по телеграфу ответ, и загадка показаний аптекаря была разрешена. Лейтенант Ванини был страстный фотограф-любитель и хотел получить цианистый калий для приготовления фотораствора. Вскоре после прибытия его в Нагиканицу, двенадцатого ноября, он в местном отделе здравоохранения получил разрешение на покупку химикалия, который и приобрел в городской аптеке.
Кунце еще раз внимательно прочитал телеграмму.
— Вот мы и оказались снова там, где мы начинали месяц назад, — сказал он Стокласке и после короткой паузы добавил: — Разыщи мне все об этом Ванини, что сможешь найти. Личное дело, табели, фотографию — все! — Он нервно барабанил пальцами по письменному столу и снова обратился к Стокласке: — Мне не доставляет это удовольствия, но я прошу тебя выехать с ближайшим поездом в Линц. Если не ошибаюсь, есть поезд, который отправляется в пять часов. У тебя есть сегодняшний вечер и завтра до обеда, чтобы собрать все документы. Если ты попадешь на поезд в Линце сразу после обеда, то вернешься и успеешь еще зажечь свечи на елке. — Он опустил взгляд. Конечно, было нечестно отправлять молодого человека накануне святого вечера в поездку, и ему не хотелось видеть его расстроенное лицо.
Но Стокласка был не из тех, кто жаловался на приказ. Он был большой любитель детективных романов, и не исключено, что задание доставляло ему удовольствие. К тому же он только что порвал со своей девушкой, и на праздничные дни у него не было никаких определенных планов.
Здание суда постепенно опустело, многие сотрудники не вернулись вообще с обеда. Кунце стоял у окна и наблюдал за кипучей жизнью квартала внизу. Весь день шел снег, и метеорологи обещали снежное Рождество. Он любил Вену в любое время года, но больше всего зимой, а когда в день перед Рождеством шел снег, тогда весь город казался тихим собором, а темное небо накрывало его, словно куполом, и сердце наполнялось восторгом. Он не мог понять, как можно праздновать Рождество шумно и со светской музыкой. Кунце был убежден, что Рождество нужно проводить дома, в кругу семьи.
Теперь, в пять часов вечера, весь город был еще на ногах. Люди спешили домой, едва общественный транспорт успевал остановиться, дети шли на специальное представление «Ганс и Гретель» в Опере, хлопали двери магазинов и лавок, повсюду мели снег с тротуаров, раздавались колокольчики саней, и изредка гармонию города из XIX века нарушали гудки автомобилей — вестников века нового.
Стокласка возвратился из Линца с толстой папкой документов. У Кунце на письменном столе теперь находилось описание всей жизни неизвестного Ксавьера Ванини. Ничего особо примечательного в ней не было. Картина, которая вырисовывалась из различных отзывов, характеристик
«С января 1907 года по ноябрь 1908-го в Сараево, — бормотал про себя Кунце, — Дорфрихтер был с октября 1907-го по май 1909 года тоже в Сараево. Оба служили в 18-м пехотном полку. Вполне вероятно, что они были знакомы. Оба были затем переведены в 14-й пехотный полк в Линце. — Он внимательно прочитал последнюю характеристику: — Пригоден к войсковой службе, инициативен ограниченно, не рекомендуется к использованию в полевой службе. Под наблюдением работает лучше».
— Не думаю, что его считают высококвалифицированным офицером, — заметил Стокласка. — В полку его любят, особенно молодежь, но серьезно не воспринимают. Любитель выпить, но алкоголь переносит хорошо. Как говорится, по уши в долгах, и, само собой, попал в лапы ростовщиков, но с помощью друзей до сих пор ему удается выкручиваться.
— Какие-либо отношения с Дорфрихтером?
— Ничего не удалось выяснить. Вне службы они вращались в разных компаниях. Ванини в основном с молодыми и малообеспеченными, Дорфрихтер — с элитой. Дорфрихтер был кандидатом на перевод в Генеральный штаб и должен был соблюдать осторожность. Ванини был из второразрядных, что имело и свои преимущества.
— Отсюда следует, что между ними никаких тайных договоренностей не могло быть. Они дружили, но для Ванини что-либо изменить в своей карьере было невозможно, даже если бы он убил весь Генеральный штаб. Снова тупик. Мне жаль, что я тебя напрасно посылал, — извинился Кунце.
Стокласка улыбнулся:
— Да, я съездил с удовольствием. Люблю ездить поездом. А кроме того, вчера вечером в отеле «Усадьба» меня накормили просто отлично. Кстати, горничная, старая болтливая ворона, сказала мне, что видела как-то Петера Дорфрихтера в отеле. Там что-то было связано с каким-то скандалом.
Кунце тут же вспомнил странное поведение обер-кельнера и портье, когда он их спрашивал о Дорфрихтере.
— Что точно она сказала? — спросил он.
— Не за что зацепиться. Как только она увидела, что я насторожился, тут же как будто язык проглотила. Даже пять крон не помогли.
— Надо было предложить ей десять, — сказал Кунце.
Он тут же записал в блокноте: «Позвонить доктору Вайнбергу насчет отеля „Усадьба“».
— Ты знаешь господина обер-лейтенанта Петера Дорфрихтера? — спросил Кунце солдата, который, вытянувшись, сидел на краешке стула перед столом капитана.
Бока вытаращился на него со взглядом уснувшей рыбы. Господин капитан предложил ему стул, что сразу же его насторожило. Ему было бы привычней, если бы господа офицеры вели себя как обычно, другими словами как свиньи. Он не забыл еще о своем общении с господином капитаном и держал ушки на макушке.
— Осмелюсь доложить, господин капитан. Мой знает один господин обер-лейтенант Дорфрихтер.
— Как хорошо ты его знаешь?
Бока старательно пытался угадать, какие последствия может иметь его ответ.
— Осмелюсь доложить, господин капитан, мой слышал все говорить, он посылать господин капитан Мадер яд.
— Знаешь ли ты что-нибудь об отношениях между господином капитаном Мадером и господином обер-лейтенантом?
— Осмелюсь доложить, господин капитан, мой не понимать вопрос.