Лишний в его игре
Шрифт:
— А внутри было это. — Он достает несколько купюр, перевязанных зеленой резинкой. — Пятнадцать тысяч.
— Еще десять найдено в наволочке, — добавляет Рыжебородый.
— Итого двадцать пять тысяч. У тебя же хорошо с математикой? Посчитай, сколько не хватает?
— Шестьсот семьдесят пять тысяч, — почти шепотом говорю я.
— И где они?
— Я не знаю!
— Не ври, щенок! — рявкает Бульдожье Лицо. — У тебя был ключ от сейфа и свободный доступ в эту квартиру! Мы ходили к тебе домой, видели, в каких условиях ты живешь. Так ты решаешь
Я испуганно отступаю. Катерина Николаевна зябко обнимает себя руками. Ее взгляд бегает туда-сюда по стенам, глаза такие несчастные, как если бы в этих стенах были окна, за которыми — скотобойня.
— Данил, скажи… — Она наконец поворачивается ко мне и спрашивает с надеждой: — Ты точно не брал деньги? Может, взял случайно? Или на время?
Милиционеры хмыкают. А на меня ее слова обрушиваются бетонной плитой. Видно, что она хочет услышать признание. Пытается ухватиться за спасительную соломинку. Похоже, если я сейчас скажу, что это я взял эти деньги, но все потерял или потратил, она простит меня. Простит мне семьсот тысяч!
— Я этого не делал, не делал, — повторяю я как заведенный. — Пожалуйста, поверьте.
— Почему тогда в твоих вещах лежали купюры? — наседает Бульдожье Лицо.
— Не знаю. Это не я их туда положил.
— А нишу в книге тоже не ты вырезал?
— Нет.
Бульдожье Лицо криво усмехается — не верит.
— И кто же за тебя это сделал?
В гостиную входит Ярослав, резко останавливается.
— Что тут случилось? — Он оглядывает обстановку.
Бульдожье Лицо оборачивается к Катерине Николаевне и кивает на Ярослава.
— Сын, — поясняет она.
Я смотрю на Ярослава, и все становится на места. Я спокойно отвечаю:
— А сделал это он.
— Что сделал? — с притворным удивлением спрашивает Ярослав.
— Украл деньги из сейфа.
— У тебя башню снесло? — Он округляет глаза. — Я не подходил к сейфу. У меня даже ключей нет. А что, много украли?
Он заглядывает в сейф, видит пустоту и присвистывает. Меня снова трясет — теперь от его спектакля. Бульдожье Лицо вопросительно смотрит на Катерину Николаевну. Она поясняет:
— От сейфа ключи на двух связках, на моей и… Даниной.
— Он мог взять ваши ключи в любой момент, — говорю я. — И так же легко мог подбросить мне улики. Между нашими балконами решетка, и в самом низу она сломана, человек может пролезть.
— Что? Сломана? — удивляется Катерина Николаевна.
Все идут на балкон, убеждаются в существовании прохода и возвращаются назад.
— Что, парень, уже пользовался этой лазейкой? — подкалывает меня Бульдожье Лицо, но я уже взял под контроль эмоции.
Невозмутимо смотрю на него и отвечаю:
— Если бы пользовался, мог бы украсть деньги раньше, до того, как мне выдали ключи от квартиры, — чтобы отвести от себя подозрения. Взял бы на время ключ от сейфа, сделал бы дубликат, вернул бы все назад. Сейчас в этой комнате находится тот, кто украл деньги, но это не я.
Возражений не находится
— Ты с ума сошел? Зачем мне красть деньги, можно сказать, у самого себя? На меня же первого подумают.
— Чтобы подставить меня! — бросаю я ему в лицо. — Устранишь меня и опять станешь первым и единственным. Снова окажешься в шоколаде, как раньше.
Катерина и милиционеры смотрят на Ярослава с подозрением. Немного воодушевляюсь: они могут мне поверить! Ярослав замечает, что все взгляды теперь обращены на него, и его черед оправдываться. Он явно этим недоволен:
— Он врет. Мам, слышишь? Он врет!
Ярослав с надеждой смотрит на Катерину Николаевну, но она, отвернувшись, в отчаянии падает в кресло, опускает голову. Яр осознает: его мама не знает, кому верить. И сейчас он может защитить себя, только если спокойно и без истерик приведет достойные аргументы.
Но план Б, состоявший в защите, а не нападении, у Ярослава явно не продуман, поэтому он переводит на меня злобный взгляд и взрывается:
— Это все бред! Ты нищеброд из семьи алкашей, преступные наклонности у тебя в генах!
Он толкает меня, я толкаю его.
— Так, парни, разошлись по углам! — рявкает Бульдожье Лицо. А затем обращается к Катерине Николаевне. — Да что тут у вас происходит? История очень увлекательная, но у нас совершенно нет времени! Заявление будете писать? Если да, то будем разбираться, кто чего куда. Нет так нет, это ваше семейно-соседское дело.
Катерина Николаевна поднимает голову. Переводит усталый взгляд с меня на Ярослава — пытается по нашим глазам прочитать правду. Ненадолго закрывает глаза, собираясь с духом, а когда открывает снова, лицо у нее уже другое — спокойное, холодное, на губах играет легкая вежливая улыбка.
Катерина Николаевна встает из кресла, выпрямляет спину и скрещивает руки перед собой. Так она выглядит уверенной в себе.
— Нет. Я не буду ничего писать, — мягко говорит она, а затем строит растерянное и наивное лицо и виновато улыбается. — И вообще, как же я забыла… Я деньги передала на хранение маме. А те несколько купюр я просто подарила Дане. Это все ужасное, ужасное недоразумение! Простите за беспокойство.
Она виновато смотрит на милиционеров. Те переглядываются, что-то ворчат и, качая головами, плетутся к выходу. Видно, что не поверили ей, но лезть не будут. Катерина Николаевна провожает их и, вернувшись к нам, наконец сбрасывает свою маску. Она оскорблена и зла. Ее голос ледяной, слова она чеканит:
— Ни один из вас не уйдет отсюда, пока виновный не признается. Что произошло?
— Мам, я не брал эти деньги! — Ярослав строит честные глаза, даже пускает слезу. — Мне незачем их брать. Если бы я хотел, то крал бы понемногу, и не из сейфа, а у тебя из кошелька. Так было бы незаметнее. Но чтобы такую гигантскую сумму? Я что, совсем дурак? Ты же сразу на меня подумаешь, у тебя теперь так: если какая проблема, значит, обязательно я виноват!