Ловушка для Инквизитора
Шрифт:
Сцены акта любви стерли все иные видения Софи. Она закрыла лицо руками, бессильно усевшись на пол у постели, и позволила видению течь плавно и поглотить ее. Она не слышала реальности и больше не сопротивлялась волшебному сну. Ричард в панике убежал, а она сидела, поскуливая, вздрагивая, обмирая и любуясь игрой золотого света на лице альбиноса, ласкающего ее так нежно и чувственно, что Софи разрыдалась, поняв, насколько ее жизнь была лишена любви.
«Как жаль, - рыдая, думала Софи, когда страстное видение, выжав из нее все силы, погасло.
– Как жаль,
***
Патрик, вероятно, и сбежал бы из города ночью, несмотря на свой страх перед оборотнями, некромантами и страшным туманом. Но Инквизитор, видимо, вместе с парой оплеух наложил на него какое-то заклятье. Поэтому поутру клирик первым делом прибежал на площадь, сам сунул голову и руки в колодку, сам встал на колени, и к моменту, когда солнце поднялось повыше, освещая замерзший слякотной ночью город, Патрик уже успел прийти в себя, нарыдаться, обмирая от страха, и в кровь ободрал руки и шею, стараясь высвободиться.
Но колодки, установленные на деревянном помосте посередине города, держали его крепко. Отойдя от заклятья Инквизитора, Патрик скулил и орал, вертелся, как волк, попавший в капкан, но освободиться не мог.
К моменту, когда на помост поднялся приехавший вчера инквизитор, солнце сожгло нос несчастного страдальца до цвета спелого помидора. Патрик уже успел раскаяться во всех своих нечистых делишках и с исступлением безумца надеялся на пощаду.
Но не тут-то было.
В руках Тристана был черный меч - уже недобрый знак. Патрик даже заверещал, мелко дрыгая ногами от ужаса, когда инквизиторский клинок, вещь зловещая и будто бы живущая своей, отдельной, таинственной жизнью, качнулся у его лица.
Вокруг помоста собралось много людей - и зевак, и тех, кто жаждал его, Патрика крови. Тех, кого Патрик наказывал или лишил близких. Он видел их озлобленные лица в толпе и чувствовал себя загнанным зверем.
Инквизитор, одетый во все чистое и свежее - даже новое черное пальто со светлыми пуговицами сыскалось в его багаже, - зловеще прогуливался рядышком с жертвой, похлопывая мечом по голенищу высокого сапога.
И небо над помостом вдруг налилось зловещей чернотой, словно все тучи королевства, закрыв мгновенно небо, сбежались в одну точку…
– Сегодня, - звучно произнес инквизитор, и его сильный, хорошо поставленный голос разнесся над площадью, - я хотел бы поговорить с вами о том, что есть хорошо, а что плохо. Этот человек, - Тристан указал на обмирающего от страха Патрика своим мечом, - пользуясь вашим невежеством, выдумал множество правил, которые не имеют к истинной магии никакого отношения! Он запугивал вас и пытал, когда ему вздумается. Так вот я вас научу, как изобличать мошенников. Во-первых, - он обернулся к Патрику и чуть качнул головой, - левшей жечь на кострах инквизиции нельзя!
Он размахнулся что есть силы и плашмя врезал мечом по заднице скованного клирика.
Рука у Тристана была тяжела; от удара шкура на заду Патрика лопнула,
– Ты как-то без благодарности принимаешь инквизиторскую милость, - холодно заметил Тристан, без сожаления разглядывая вопящего Патрика. - Согласись, что я очень милосерден. Я не обложил тебя хворостом и не отрубил тебе голову сразу же. Я всего лишь секу тебя.
– О-о-о, - орал Патрик, багровея, шипя, хрипя и булькая, корча ужасные рожи, чтобы как-то перенести наказание.
– Какая чудовищная боль!
– Наверное, нерв перебил, - спокойно заметил Тристан.
– Или кость сломал. Наверное, ты останешься хромым… если вообще сможешь ходить!
И он, размахнувшись, еще раз врезал мечом плашмя по заднице Патрика.
Тот заорал еще громче, извиваясь и дергаясь, как буйно помешанный в приступе. Его вытаращенные глаза смотрели в черное небо - и не видели, глотка рвалась от криков.
– Так вот я, высший инквизитор, Тристан Пилигрим, - произнес Тристан, дождавшись, когда извивающийся наказанный немного стихнет, - говорю вам: нет никаких правил. Есть один непреложный закон: не навреди. Магия есть черная, магия есть белая. И инквизиторский гнев направлен на тех, кто использует эту магию во вред людям - и на тех, кто призван людей защищать, но вместо этого выращивает их, словно овец, для своих недобрых целей!
Он снова с размаху опустил меч на зад Патрика, и разодранная в клочья замызганная сутана разошлась под его клинком, обнажая белую тощую дрыгающуюся спину клирика.
Тристан уж было занес меч для следующего удара - но тут, на бледной дряблой коже, чуть ниже поясницы, он заметил знакомое пятно, чуть серое, как не отмытая грязь.
Ухмыляющийся череп с пустыми глазницами.
Точно такой же, какой оставила чужая магия напротив его сердца.
Тристан почувствовал, как трясется его рука, сжимающая эсток, словно это меч тянет ее, нетерпеливо дергает, умоляя - пронзи! Рассеки!
– А что это такое у тебя, мерзавец, - прохрипел задушенно Тристан, не удержавшись и кольнув в зад Патрика, сильно, до крови.
– Что это за метка, я тебя спрашиваю, скотина?
– Ась?
– настрожился Патрик, позабыв в очередной раз поорать. Он изо всех сил вытяну шею, чтобы выглянуть из-за колодки и увидеть то, на что указывает инквизитор, но у него не вышло. - А что там? Я откуда знаю? Может, подтерся недостаточно хорошо…
– Ты правда думаешь, что меня заинтересует твой грязный зад, - нехорошим голосом произнес Тристан, - а не клеймо злодея на твоей шкуре?!
– Какое еще клеймо!?
– совершенно искренне возмутился Патрик, вертясь итак, и этак, чтобы рассмотреть то, о чем толкует инквизитор.
– Ни одна рука а всем белом свете не посмела бы меня клеймить!