Лжедмитрий Второй, настоящий
Шрифт:
Впоследствии выяснилось, что он был абсолютно прав. А новый государь не очень любил, когда кто-то другой был больше прав, чем он, и при этом он обладал абсолютной памятью.
…Москва притихла. Жутко затрусил всесильный «господин наш». Еще бы, если поляки войдут, многим, может быть, даже персонально, придется отвечать за кровавый разгул в мае шестьсот седьмого года.
25 июня 1608 года новый, он же прежний царь, во всех грамотах называемый Шуйским
Городок был превращен в крепость. В центре были царские хоромы, царские службы, охрана, курьерская служба. По краям – надежные укрепления с пушками, конюшни и казармы.
После 25-го князья, бояре, стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы и городовые люди, дети боярские и подьячие и всякие иные люди стали с Москвы уезжать в Тушино.
Приехали князья Салтыковы, Сицкие, Черкасские, Иван Иванович Годунов, князья Шаховские, Засекины, Барятинские и многие «дворяне добрые» вроде Бутурлиных, Плещеевых и других. Они ставили свои дома, покупали дворы, вписывались в управленческие приказы Дмитрия.
Из всех перебежавших один князь Головин Василий Петрович пришел к Дмитрию, но, не узнав его, вернулся в Москву, говоря, что это никакой не Дмитрий, а какой-то самозваный вор и обманщик.
Купцы, московские торгаши и просто рисковые люди везли «кривопутством» товары в Тушино из-за барыша. Даже мушкеты, порох и свинец продавали они тушинцам на погибель своим близким.
И не мог Шуйский карать тех же самых Сицких, Черкасских, Салтыковых, ушедших в пользу Дмитрия, потому что вторая половина этих Сицких, Черкасских усердно служила ему самому.
В отличие от первого Дмитрия, который любил роскошь и в то же время легко переносил любые неудобства: спокойно мог спать на земле, подложив седло под голову, – Дмитрий Второй признавал только удобную жизнь.
Он немедленно занимал лучший дом, требовал прекрасной еды, прекрасных вин и был чрезвычайно раздражителен и скор на кару.
После первого месяца противостояния он призвал Альберта Скотницкого и сказал:
– Пан Скотницкий, бояре-перебежчики говорят, что в Москве находится семья Мнишеков и послы Сигизмунда.
– Слушаю, государь.
– Шуйский ведет с ними переговоры о мире и скоро отпустит их в Польшу.
– Слушаю, государь.
– Проследи через твоих людей за ними и перехвати Марину с отцом.
– И послов? – спросил Скотницкий.
– Послы нам ни к чему, – сказал Казимир Меховецкий, присутствовавший при разговоре. – Не надо нам лишних осложнений с королем.
– Верно, – согласился Дмитрий. – А Мнишеков доставь хоть силой.
– Государь, но с ними будет большая охрана.
– Значит, возьмешь втрое большую, – велел Дмитрий. –
– А как не признает, государь? – спросил Меховецкий.
– Вон сколько старейших бояр меня признало, она что, глупее всех, что ли?
– А как не признает, государь?
– А как не признает, мы этого никому не скажем. Мы скажем, что признала. Признала меня и в Козельск уехала. Потому что войны боится.
В это время в дом вошел ногайский князь Петр Урусов:
– Государь, «москва» из города вышла. На нас идет!
– И много «москвы»? – спросил Дмитрий.
– Просто тьма. К ним из северных городов Скопин-Шуйский много людей привел.
– Сидеть этому Скопину на колу вместе с дядей его Василием Ивановичем, – сказал Дмитрий Урусову. – Вели Рожинскому выступать. Его люди давно уже при конях и оружии.
– Государь, неужели и Шуйского на кол посадишь? – спросил Меховецкий. – Такого с царями на Руси еще не было.
– Много мы знаем про то, чего на Руси не было, – ответил Дмитрий. – У моего отца Ивана Васильевича, я думаю, много чего случалось небывалого. Просто мало кто о том ведал.
Он велел подавать ему оружие и доспехи.
В августе шестьсот восьмого года к Тушино окольными обходными путями приближался обоз Мнишеков. С ними ехал посол Сигизмунда на свадьбе Дмитрия Первого Николай Олесницкий.
Их длинный, плохо охраняемый конниками Шуйского отряд был перехвачен под городом Белая двумя тысячами конников Дмитрия и направлен к царю.
Ни Марина, ни сам Юрий Мнишек не высказывали ни какого-либо протеста, ни даже удивления от такого поворота событий. Они оставались спокойными, и, казалось, ожидали чего-то подобного.
При подъезде к Тушино к владениям воскресшего государя Марина сильно радовалась и даже пела.
Один дворянин из свиты, сопровождавшей ее, подъехал на коне к окну ее кареты и сказал:
– Марина Юрьевна, вот вы радуетесь и поете. А знаете ли вы, что государь Дмитрий, к которому вы едете, это не тот Дмитрий, которого вы знали.
Марина насторожилась и помрачнела. Она сообщила эту странную новость отцу. Он тоже сильно напрягся.
Изменение в поведении царицы заметили командиры. Один из них, Сборовский Мартин, стал расспрашивать Марину о причине изменения настроения.
– В чем дело, сударыня Марина? Что случилось?
– Мне сказали, что государь, к которому мы едем, не тот государь, какого я ожидала увидеть. Это другой человек.
– Кто вам сообщил эту новость?
– Вон тот молодой дворянин на ногайской лошади.