Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
Боровский вопросительно смотрел на него.
– Ну, занозы нет. Вот чертенок Ванюшка…
Словно майский гром, раздался грохот артиллерийских залпов. Дом задрожал, из окон посыпались стекла.
Полковник взглянул на часы.
– Началась артиллерийская подготовка,- сказал он торжественно.- Из всех стволов палят. Пошли, майор, по своим местам.
Поднялась очистительная буря. Она, как весенняя гроза сметает зимнюю плесень, смела с лица земли фашистскую нечисть.
В
– Ваня, Ванюша, вставай…
Голос бабушки звучит ласково, усыпляюще. Но другой, звонкий, гонит сон прочь:
– Вот я его сейчас холодной водой оболью…
– Ну зачем же водой? Он с дороги.
Ваня открывает глаза: изба залита солнечным светом. В открытое окно залетает свежий ветерок. Колышутся занавески. Возле кровати стоит Миша с кружкой.
– Ох, братцы, как хочется еще по-о-спать…
Весь вечер Ваня просидел с ребятами под окном на бревнах. Друзья отца Виктор Павлович Лавина, Стенай Харитонович Смоляк собрались в доме за столом. Там же были Нина, Викентий. Под окном и за столом но было конца разговорам. И как ни старались гости поскорее уйти и дать хозяевам отдохнуть с дороги, но расстались поздно…
– Мы опоздаем, вставай скорее!
– торопит Миша.
– А где папа?
– оглядывается Ваня.
– Уехал с Виктором Павловичем. Вставай, Нина сейчас приедет за нами.- Бабушка берет у Миши кружку и выходит па кухню.
– Галя встала?
– спрашивает Ваня.
– Давно,- кричит Галя из кухни.- И покупалась. А вода теплая-теплая…
На улице шумно. Проезжают машины. На них - празднично одетые люди. Развеваются знамена, льется песня. Юлия Адамовна смотрит в окно.
– Бабушка, что с вами?
Та вытирает уголком платка глаза.
– От радости, Галочка. Не верится, что снова в родном доме.
Миша ни па шаг не отходит от Вани. Вместе они выбегают во двор. Ваня умывается, Миша поливает и засыпает его вопросами:
– Берлин большой город?
– Большой…
– И все говорят по-немецки?
– Немцы - по-немецки, наши - по-русски, англичане и американцы - по-своему.
– А ты видел американцев? Какие они?
Ваня задумывается и отвечает:
– Жирные.
Миша удивленно смотрит на Ваню, вода проливается на землю.
– А почему это?
– Что почему?
– Жирные?
– Им что: по дорогам асфальтовым на машинах прокатились, пяток не замочили. От такой войны пе похудеешь…
Разговор продолжается в комнате. Ваня обувает башмаки - новенькие, скрипучие, они ему как раз по ноге.
– В Берлин они приехали есть тушенку да жевать резину. Город-то был взят нашими войсками.
За окном промелькнула белокурая голова Нины. Высокий голос ее звучит уже в сенях:
– Скорей, скорей, машина ждет.
– Молочка хоть по стакану выпейте,- засуетилась бабушка.
Сопротивление бесполезно. Все это знают и наспех опрокидывают свои стаканы. Хлеб доедают
Шофер райкомовского «козла» Викентий рассаживает всех по очереди. На нем гимнастерка без погон, сияет белизной подворотничок, позванивают медали на груди.
– Смотри, каков наш Викентий,- шутит Нина.- Послужил в армии - не узнаешь. Все девчата по нем сохнут.
Викентий не остается в долгу:
– А вы п-посмотрите на н-нашу Н-иину, п-почему она т-та-кая в-веселая? Вчера п-получила письмо от Карла…
– От какого это Карла?
– поинтересовалась бабушка.
– Того чеха, который называл вас так ласково - «бабычко»,- сказал Ваня и, повернувшись к Нине, добавил:-А яви-дел у него вашу карточку…
Машина въехала на гать.
– Во время войны ее пе было,- объяснял Ваня Гале.- За болотом начинался партизанский лес. Пробирались сюда по кочкам.
– Вы, Юлия Адамовна, ке волнуйтесь.- Нина достала из кармана синего жакета бумажку.- Я переписала вашу речь большими буквами. Без очков прочтете.
– Ох и надумал же Виктор Павлович! Какой из меня докладчик!
Ехали но лесной дороге, мимо опустевших землянок.
– Вон в той,- показал Миша,- я жил с дедом Данилой.
– А у т-того д-дерева…- подмигнул Викентий Нине.- П-омните, когда мы ух-ходили с К-карлом на задание…
– Викентий!
– Нина нахмурила брови.
– М-молчу, м-молчу…
– А где жила моя мама?
– негромко спросил Ваня.
– Сейчас будем проезжать мимо землянок госпиталя.
На небе появились тучи. Закрыли солнце. В лесу стало уныло. Нина протянула руку за окошко:
– Не пошел бы дождь…
– Некстати он,- сказал серьезно Миша.
Говорили о погоде, но думали о дорогом человеке, которого нет. Викентий остановил машину.
– К-кажется, здесь…
Вошли в землянку. В ней было темновато и сыро. На столике стояла фотография Зинаиды Сергеевны в черной рамке. На нее падал из окошка свет.
– Это Иван Григорьевич сегодня поставил,- сказала Ни-на.- Вот на этих нарах твоя мама ночью долго не могла уснуть, думая о тебе.
Присели на нары. Ваня погладил рукой шершавые доски.
– Ох, горе, горе,- вздохнула бабушка.
Помолчали.
Из землянки вышли так же молча. Миша, чтобы отвлечь своего друга от грустных мыслей, продолжал рассказывать о тех, кто жил в землянках.
– А там вот немецкий хирург Кляйншмидт устроился. Уехал в Германию. Смешной такой. По-русски старался учиться. И каждое слово так перевирал - ужас!
Эхо донесло до бывшего партизанского лагеря звуки музыки. Где-то далеко играл духовой оркестр.
– Едем,- сказала Нина.
На поляне, где когда-то садились самолеты с Большой земли, собрались люди со всего района. Митинг уже начался. На трибуне среди других Ваня разглядел секретаря райкома Виктора Павловича, председателя колхоза Степана Харитоновича Смоляка.