Мара
Шрифт:
– Ой, Валерий Павлович! – с нарочитым восторгом воскликнула Наташа. – Вы чтой-то на себя не похожи.
– Неужели? – буркнул Десяткин.
– Точно-точно. С лица сбледнули, глазки не блестят, уж не больны ли?
– Жарко, – объяснил Валера свое состояние.
– Да уж, – подтвердила Наташа. – Ну как экспедиция? Удалось найти ценные экземпляры?
– Удалось, – кивнул Десяткин. – Как идет торговля? – спросил он в свою очередь.
– Помаленьку. Складень вчера продала.
– Сколько дали?
– Сто баксов. Иностранцы.
– Ладно, – сказал Десяткин, – я поеду перекушу…
– А новый товар когда привезете? Тут уже ходят, спрашивают… Знают, что вы в экспедицию отправились.
– Кто спрашивает?
– Петя из «Омега-банка», еще этот грузчик…
– Никому ничего конкретного пока не говори. Через денек-другой доставлю.
– Ну и ладненько, – прощебетала Наташа, увидев, что шеф явно не в духе.
«Может, и в самом деле пообедать? – вяло размышлял Десяткин, стоя на раскаленном асфальте. – Выпить кружечку-другую пива, посидеть в холодке, а потом – в Старый посад…»
В пивном зале действительно было прохладно и совершенно пусто, видимо, здешние цены мгновенно снимали жажду. Десяткин заказал кружку, сел за столик и отхлебнул глоток. Пиво было холодное, вкусное, но Валеру чуть не вырвало. «Что это со мной? – ужаснулся он. – Пиво – любимый напиток, и вдруг такая реакция…» Он снова поднес кружку к губам, но не успел отхлебнуть и стремглав метнулся в туалет. Его выворачивало наизнанку. Казалось, внутренности вот-вот вывалятся в унитаз. Желудок оказался совершенно пуст, и это было хуже всего. Промучившись минут десять, Валера бросился вон из пивнушки.
Он сидел в своей пропыленной «тачке» в полнейшей прострации. Такого с ним еще никогда не случалось. Чтобы ни с того ни с сего и блевануть?! Да что с ним стряслось? Все говорят, мол, плохо выглядит. Что значит – плохо? Он взглянул в зеркальце заднего вида. Вроде как всегда. И все же… С ним явно происходит неладное. Может, прав был Боря, когда советовал отдохнуть денечек-другой дома? Так ехать или не ехать к бабке? Раздумывая таким образом, он просидел в машине, может, полчаса, может, час; казалось, он спал с открытыми глазами. Наконец словно что-то подтолкнуло – пора ехать…
Летний вечер полон длинных, извилистых теней. Сиреневый сумрак опустился на землю; прохладный ветерок нежно коснулся разгоряченных лиц. Жара спала, дышалось легко; воздух был напоен запахами прибитой к земле пыли, близкого дождя, скошенной травы, ночных цветов. В такие минуты кажется, что лето никогда не закончится и мягкий свет июльского вечера пришел навсегда.
Хотя мрак еще не опустился на землю, Десяткин с трудом нашел нужный ему дом. Народу на улицах было немного, в основном старики, дремлющие на лавочках. Раз попалась компания подростков довольно зловещего вида; в зеркале заднего вида Девяткин видел, что они проводили машину нехорошими взглядами.
Наконец он остановился перед знакомыми воротами.
Маленькое
– Чего надо? – послышался неприветливый голос.
– Моя фамилия Десяткин, – с непонятной робостью произнес Валера.
– Проходи.
Скрипнули ворота, и он очутился на просторном заасфальтированном дворе.
– Иди за мной.
Он покорно двинулся следом.
Шли какими-то темными запутанными коридорами, наконец остановились перед дверью, такой низенькой, что нужно было нагнуться, чтобы пройти в нее.
– Тебе сюда, – сообщила чернавка.
Десяткин, сгорбившись, осилил и это препятствие. И оказался в просторной комнате без окон, совершенно пустой, если не считать небольшого столика и двух стульев, стоящих перед ним. Комната была ярко освещена; непонятно только, откуда исходил свет – ни люстр, ни светильников не наблюдалось.
Десяткин с недоумением озирался. Потом вежливо кашлянул.
– Да ты садись, – раздалось у него за спиной.
Он резко обернулся и увидел перед собой немолодую дородную женщину, круглолицую, светловолосую, чем-то напоминавшую киноактрису Вию Артмане. Губы женщины как-то неопределенно улыбались, – так улыбаются, когда встречают знакомого, которого никак не ожидают увидеть.
– Да ты садись, – повторила женщина.
В речи ее, как и говорил Флегонтыч-Ферапонтыч, присутствовал едва уловимый акцент. Десяткин обошел столик и сел лицом к хозяйке.
Та продолжала неподвижно стоять, все так же улыбаясь.
«Откуда она взялась? – подумал Валера. – Как попала в комнату? Ведь дверь точно не открывалась…»
– Тебя как звать? – спросила женщина.
– Валерий Павлович.
– Зачем же ты пришел?
– А разве Флегонтыч… то есть старик, как его… не говорил? – смешался Десяткин.
– Я хочу услышать это от тебя самого.
– Конечно-конечно. Дело в том, что со мной вот уже три… нет, четыре дня происходит непонятное. Сначала я думал, что заболел… или отравился.
– Грибами?
– Почему грибами? Какие сейчас грибы?.. Хотя… В общем, не знаю. Словом, со мной происходит что-то совершенно непонятное.
– Что же именно?
– Вот-вот. Я и сам хотел бы знать. Кажется мне разное… Точнее, все время одно и то же. Девушка… Женщина… И еще: есть не могу. Уже два дня ничего в рот не брал.
– Так что за девушка?
– Я тут ездил в одну деревушку. По делам. И по дороге подвез попутчицу. А потом… – Десяткин судорожно сглотнул, – потом она пришла ко мне домой… Вечером. И вот с тех пор… Куда ни пойду, всюду она. Даже сегодня… Приехал со стариком на речку, а она тут как тут! Никого на берегу не было. Пусто. И вдруг – вихрь. Или смерч. Словом, атмосферное явление. И представьте, внутри этого смерча – она!
– А старик ее видел?
– Нет, старик в это время купался.
– А звать-то как ее, твою женщину?