Марина Мнишех, супруга Димитрия Самозванца
Шрифт:
Нельзя не удивляться твердости Марины. Оставленная войском и супругом, друзьями и родными, без денег, без всяких способов, одна в земле чужой, наполненной ее врагами, она не покорилась бедственным обстоятельствам, но умом своим и постоянством успела не только избегнуть гибели, но даже переменить течение дел, направление умов и обратить их в свою пользу. Пока войско польское, находившееся в Тушинском лагере, составляло пункты примирения с королем и пока в лагере под Смоленском происходили переговоры с русскими боярами о возведении на престол Московский королевича Владислава, Марина завела тайные сношения с Тушинским лагерем и с Москвою. Одним внушала она чрез своих приверженцев пункты, на которые король не мог никогда согласиться, другим объявляла о намерении короля завладеть Россиею и подчинить ее Польше: всех смущала и возбуждала к раздорам.
В числе двенадцати пунктов, составленных войском польским в Тушинском лагере и поднесенных королю на утверждение,
Король весьма благоразумно и умеренно отвечал на сии пункты и обещал исполнить одно только справедливое, отказываясь вознаградить войско за службу чуждому человеку, которому оно служило без позволения и ведома короля и Сейма. Ответ сей произвел еще сильнейшее смятение в Тушинском лагере, в котором соумышленники самозванца и друзья Марины во все это время не переставали воспламенять бунты и посевать неудовольствия. Главные начальники войска, князь Рожинский, Сапега, Зборовский и отличные воины, или товарищи, пребывали непоколебимыми в своем намерении соединиться с королем; но вся сволочь, бездомные бродяги, искатели приключений, восстали противу мнения старшин и, надеясь получить более от устрашенного самозванца, нежели от сильного короля, объявили, что они намерены снова соединиться с Лже-димитрием и с ним испытать своего счастия. Сама Марина появилась в это время в лагере. Сия хитрая и смелая женщина более всех содействовала к воспалению умов и возбуждению строптивых к раздорам. Польский писатель Немцевич, основываясь на современных записках, говорит, что Марина, отложив врожденный женскому полу стыд, бледная, с распущенными волосами, в слезах, перебегала из ставки в ставку, призывала по именам своих знакомых, не щадила подарков, обещаний и женских ласкательств, умоляла, заклинала, чтобы воины не оставляли мнимого Димитрия в несчастии. Слезы, просьбы и обещания прекрасной и красноречивой женщины произвели желанное действие. Всеобщее смятение царствовало в лагере, но поляки еще не осмеливались оставить знамен своих. Напротив того, донские и запорожские казаки, бывшие под начальством Заруцкого, презрев власть своего атамана и польских военачальников, среди дня выступили из лагеря и пошли прямо в Калугу к самозванцу. Но твердость духа князя Рожинского прекратила сей явный мятеж: он с полком латников устремился в погоню за казаками, истребил около двух тысяч, а остальных принудил возвратиться в лагерь.
Марина, узнав о всем происшествии и будучи уверена, что возжженный ею пламень мятежа не скоро потухнет в войске и что большая часть соединится с мнимым ее супругом при первом удобном случае, решилась поспешить к самозванцу, чтобы подкрепить его своим мужеством и советами. В глухую полночь она переоделась в платье воина, привесила за плеча лук и колчан и в сопровождении двух служительниц, верхом, в самый жестокий мороз поскакала в Калугу.
На другой день в ее комнате нашли письмо к воинству следующего содержания:
«Без родителей, без друзей, без родственников и покровителей, одна с моею горестию и отчаянием я не могу быть к себе столь жестокою, чтобы вовсе не помышлять о своей участи и не стараться укрыться от обиды тех, от которых я должна была надеяться защиты и помощи. Сердце мое исполнено скорби, когда вижу, что гнусные клеветники за чашею вина на пиршествах умышляют посягнуть на честь мою и на достоинство, мне от Бога данное, уподобляют меня непотребницам, умышляют противу меня измену и составляют заговоры. Не дай Бог, чтобы кто-нибудь осмелился торговать моею особою и вздумал отдать меня в руки тому, который не имеет никакого права ни на меня, ни на мое царство. Преследуемая, угрожаемая со всех сторон, пред лицом Бога объявляю, что до конца моей жизни буду защищать честь мою, добрую славу и мой сан; объявляю, что, раз будучи возведенною на степень царицы Московской и государыни столь многих народов, не могу и не хочу более возвратиться в звание польской дворянки. Препоручая затем честь мою в защиту храброму польскому воинству, надеюсь, что сие благородное воинство не забудет своей присяги, благодарности и награды, которая его ожидает, и отъезжаю. 16 февраля (нового стиля) 1610 года.
Марина».
Приверженцы Марины читали письмо сие всенародно в Тушинском лагере и, убеждая воинов вступиться за свою землячку и за свои собственные выгоды, до такой степени воспламенили их, что толпы
5
Из Немцевича.
Тщетно мужественный Рожинский хотел усмирить неистовых: они не внимали словам его, и некоторые даже выстрелили в него из ружей. Гетман должен был скрыться, чтоб не пасть жертвою мятежа. С трудом другие вожди на время успокоили воспаленные умы, уверяя, что король не замедлит вознаградить убытки и удовлетворит все требования войска.
Начальники отправили немедленно к королю известие, что, если он не пришлет денег и помощи в людях, то войско или само собою рассеется, или будет разбито и рассеяно русским военачальником князем Михаилом Васильевичем Шуйским-Скопиным. Король Сигизмунд, слабый и нерешительный, по обыкновению своему медлил, а между тем мужественный и деятельный Скопин стеснял войско самозванца, пользовался несогласием его воевод, разбивал их малые отряды и довел Тушинский лагерь до такой крайности, что Сапега, один из лучших польских генералов того времени, не будучи в состоянии противиться долее, взорвал на воздух свои окопы и удалился в Калугу с своими полками и артиллериею.
Польский писатель Немцевич замечает, что Сапега поступил таким образом с согласия короля, который не хотел вовсе уничтожить самозванца, опасаясь, чтоб города, державшие его сторону, не поддались Шуйскому, и надеясь между тем преклонить их на свою сторону. Сигизмунд хотел основать престол свой в Москве на междоусобии всех партий и воспользоваться раздорами своих и русских войск. Он обманулся в своих надеждах: новое доказательство, что коварство в политике не есть верное средство к достижению цели. Прямодушный Минин спас Россию; хитрый Сигизмунд с своими иезуитами в награду всех своих пожертвований приобрел один лишь стыд и разорил свое отечество.
По выступлении Сапеги из Тушинского лагеря исчезло в оставшемся войске всякое послушание и служба прекратилась. Выслали еще раз к королю с просьбою о присылке денег и помощи, и хотя не успокоились новыми обещаниями, но принуждены были покориться гетману, чтобы избегнуть очевидной гибели. Рожинский отступил от Москвы и, расположив войско свое в окрестностях Можайска и Ржева, закрыл Смоленск от внезапного – нападения русских. Это был последний из военных подвигов сего искусного военачальника. Военные труды расстроили физические его силы, неблагодарность подчиненных и прочие обстоятельства истомили его душу: он скончался на 35-м году своего возраста 8 мая 1610 года (нового стиля) [6] .
6
Князь Рожинский, известный в русской истории участием своим в междоусобиях, происходил от Наримунта, сына Гедимина, знаменитого литовского князя. Жаль, что ложное понятие о славе завлекло князя Рожинского под знамена мятежей и междоусобий и заставило его развить свои дарования на поприще неправого дела. Впрочем, он был необыкновенных свойств и мужества; излишняя горячность и гневливость много исказили его характер. Тело его перевезли в Киев и похоронили в могиле его предков.
Смерть вождя привела войско в отчаяние. При жизни роптали на него, а по смерти почувствовали всю цену потери. Так обыкновенно сильные характеры, не постигаемые мелкими умами, находят противности в жизни. Зависть, самолюбие, невежество всегда ищут случая унизить то, что возвысила природа. Страсти умолкают за гробом; истина осуждает.
Не стало Рожинского, не стало и того сильного войска, которое два года противилось Шуйскому. Присланные королем суммы не насытили корыстолюбия. Воины толпами переходили то к королю, то к самозванцу, пока начальники рассуждали, что должно предпринять. Между тем князь Михаил Васильевич Шуйский-Скопин, пользуясь каждым обстоятельством, нападал на все занимаемые поляками места, из многих вытеснил, многие побрал и наконец двинулся противу главной позиции неприятеля. Неудачи под Осиновым не ослабили его деятельности. Скопин вторично напал на польский лагерь ночью, рассеял его совершенно, истребил войско, взял множество пленных, между коими было много русских, которые, оставив самозванца, перешли к королю, и освободил патриарха Филарета, которого поляки держали в плену в своем лагере. Можайск и Ржев покорились русскому оружию.