Мертвая река
Шрифт:
– Ну уж нет, ночнушка останется на мне.
– А если я попрошу по-хорошему? – Он забрался на нее сверху.
– Фигушки!
Он нырнул под простыни, под подол ее ночной рубашки. Она засмеялась. Дэн нежно укусил ее за живот.
– Через что приходится проходить ради того, чтобы пристроить ненадолго шишку, – сказал он приглушенным голосом.
– Ты мудозвон! – бросила она. До Дэна она бы никогда не сказала мужчине подобное. Он что-то в ней изменил, сделал более открытой. С Дэном было весело. Он припал губами к ее животу и громко выдохнул, породив неприличный звук. Мардж захихикала от щекотки.
–
– А с чего должно быть смешно? Я тут, вообще-то, потрахаться пытаюсь. – Он встал из-под одеяла и начал расстегивать ее ночную рубашку. Как обычно, его пальцы двигались жутко неуклюже.
– Нет, подожди, – осадила его она. – Да погоди же! Я хочу, чтобы ты сделал для меня только одну вещь. Одну-единственную!
– Гос-с-споди. И какую же?
– Всего одну, прежде чем ляжем.
– Я уже лежу на тебе, если не заметила.
– Я в курсе. Я не об этом.
– А о чем тогда?
– До того как мы приступим, не мог бы ты сперва подложить в огонь немножко дров? Иначе я здесь околею. Прошу! – Она состроила ему жалобные глазки. Обычно это помогало – сработало и сейчас.
– Ладно-ладно. Устроим. Где тут вся эта фигня для растопки хранится?
– Кажется, прямо перед печкой. – Потом она как можно более застенчиво добавила: – Спасибо, Дэн.
– «Спасибо, Дэн», – передразнил он. – Какая же ты фальшивка, ты бы знала.
Она шлепнула его по заднице. Не утруждая себя процедурой надевания халата, Дэн подошел к двери и выглянул в темную кухню. Дверь Ника была закрыта, а в самой гостиной свет погас. Кажется, никого. В струившемся из спальни слабом свечении Дэн на цыпочках подошел к печке и отворил дверцу. Внутри почти все прогорело – золы накопилась гора, а из всех поленьев уцелело одно-единственное жалкое бревнышко. Мардж была права: к утру они основательно продрогнут с таким запасом.
Он протянул руку, поднял с пола кедровое полено и просунул его в топку. В доме не было слышно ни звука. Даже жутковато как-то. Дэн решил подбросить в огонь еще полено и раздраженно поморщился, когда нечаянно зацепил его краем угол дверцы топки – та на весь дом лязгнула. Нет, тут быстро вопрос не решить. Очень осторожно он извлек из ящика самую крупную чурку и плавно погрузил ее в горнило.
Лишь сделав это, он заметил, что поленья легли вплотную друг к другу – разумеется, так они гореть не будут. «Вот дерьмо», – раздраженно подумал Дэн и заозирался, ища кочергу. Та лежала у стены, рядом с буфетом. Орудуя ею как можно деликатнее, Дэн стал ворочать поленья, образуя меж них зазор, достаточный для прохождения потоков воздуха. Наконец он отложил кочергу, глубоко вздохнул и глянул внутрь печки, чтобы проверить, насколько весь этот труд окупился.
Из-за ночной тишины ему показалось, будто своими манипуляциями он всех здесь перебудил. Тут уж ничего не попишешь – в провинции почти всегда тихо. Он поймал себя на мысли о том, что тишь да гладь непременно начали бы действовать на нервы, вздумай он задержаться тут подольше.
Ага, кора уже загорелась, а значит, вскоре займутся и сами поленья. Ну что ж, самое время возвращаться к Мардж, бурить влажные месторождения. Он затворил дверцу топки, накинул защелку – и в тот же миг услышал, как совсем рядом скрипнула половица.
Отчетливо
– Неплохая у тебя задница, – с улыбкой заметила Карла, подходя к холодильнику. – Ищешь, чем горлышко смочить?
– А... да нет, нет, – забормотал Дэн, чувствуя, как колошматит в груди сердце. Карла открыла дверцу холодильника. Вырвавшийся изнутри поток света сделал ткань ее халатика почти прозрачной. Дэн наблюдал за ней, подбирая слюнки. Грудь у Карлы была полнее, чем у сестры, а бедра немного шире. Стоя там, она выглядела потрясающе.
– Ты сама не так уж и плоха, – наконец нашелся он с ответом.
Карла налила себе яблочного сока, опустила взгляд вниз, к груди.
– Спасибо, – откликнулась она и закрыла дверцу.
Дэну запоздало стало неловко.
– Ну, мне пора идти, – сказал он. – Хотел вот подбросить несколько поленьев в топку. Но как же ты меня напугала! Ладно, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – эхом повторила Карла.
Закрыв за собой дверь, Дэн выдохнул и сообщил:
– Сиськи у твоей сестры, конечно, огонь.
Мардж стянула с себя одеяло. Дэн порадовался тому, что она наконец-то избавилась от дурацкой ночной рубашки.
– Лучше, чем эти? – спросила она.
– Просто другие, – ответил он и залез на нее сверху.
* * *
Карла смотрела, как за дверью погас свет. «Дэн симпатичный парень», – подумала она. Она ничуть не покривила душой, отзываясь о его заднице. Ей нравилось, что у Мардж есть чутье на физически привлекательных мужчин. Интересно вот только, этот красавчик хоть чего-нибудь добьется по жизни?
Она тут же одернула себя: «Брюзжишь совсем как мать».
Да, мать определенно не потерпела бы в доме ни одного из всех собравшихся здесь мужчин. Писатель, актер... и кем там был этот Дэн – дизайнером? Сплошь всякая богема и творческие личности, люди с непостоянным заработком – горе в будущей семье. Ей самой казалось, что из всех них один только Джим смог бы поладить с ее родительницей. Беда-то в другом – Карле не очень-то хотелось полагаться на этого парня, точно на пуп земли. Если он уже сейчас завзятый мегаломаньяк (на что указывало слишком многое), до чего высоко задерется его нос, когда он сколько-нибудь прославится и разбогатеет!
Но уж в трудолюбии Джиму точно нельзя было отказать.
Кино было всей его жизнью. Даже в постели он обожал отыгрывать вздорные роли. Карла не возражала. Более того, это ей даже нравилось. Нравилось побыть кем-то, кроме сильной независимой женщины, выпестованной в себе за долгие годы.
Во всем, кроме сексуальных утех, Джим стремился произвести положительное на все сто процентов впечатление. Если где-то предоставлялся шанс угодить или понравиться другим – он угождал и, как следствие, нравился. Нет, попадались, конечно, люди, кому вся эта сладость стояла поперек горла. Такой тип и воды не замутит, выносили они вердикт – и ведь ее это его качество тоже подчас раздражало.