Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
– Ну, что же, я всегда верил, что тебя заметят, ребенок! Барковский – толковый мужик. И один из самых богатых в городе…
Мама же добавила:
– Ну, говорят про него всякое, я от одного пациента слышала, что он с бандитами якшается, со всеми этими «ворами в законе»…
– Мама! – рассердилась Рита. – Я вот стану адвокатом и тоже буду якшаться с «ворами в законе», более того, не исключено, что и с насильниками, убийцами и, кто его знает, даже с серийными маньяками. Потому что в этом и будет состоять моя трудовая деятельность.
Отец
– Ну, маньяков, тем более серийных, у нас в городе, слава Господу, нет, и вряд ли они появятся.
И затем, обращаясь к маме:
– У тебя у самой на приеме немало уголовников перебывало, так ты что же, отказалась бы их лечить на том основании, что они такие плохие и срок мотали?
Мама не сдавалась:
– И этот Барковский, говорят, еще тот кобель… И жена у него умерла при каких-то неясных обстоятельствах…
– Мамочка, – не выдержала Рита, - мне не ехать? Остаться дома, жить в своей комнате до пенсии и не общаться с молодыми людьми? Если уж на то пошло – да, мне очень нравится Гоша Барковский. И я ему, к вашему сведению, тоже. Вот если бы я за него замуж собралась, и Барковский-старший, этот, как ты говоришь, кобель, согласился бы стать твоим сватом, ты что, точно так же меня отговаривала бы?
Отец одобрительно рассмеялся и, приобняв жену, заявил:
– Думаю, ребенок, что твоя матушка прыгала бы от восторга, породнись мы с Барковскими. Так что не забивай себе голову всяческими пустяками.
А потом, подмигнув дочери, произнес заговорщическим тоном:
– А что, есть шансы, что этот смазливый Гоша станет нашим зятем?
Рита решительно не знала, как ей нарядиться. По сути, у нее и не было ничего такого, что она могла бы надеть на «семейный сабантуй». Точнее, было, конечно, однако на свой собственный семейный сабантуй, на котором присутствовали бы две ее тетки, три кузины и малолетний кузен, а также брат покойной бабушки и сестра покойного дедушки.
Однако речь шла о семейном сабантуе Барковских. И во что облачаться для оного, Рита не имела ни малейшего понятия.
Поэтому она созвонилась с одной из двоюродных сестер, которая была на несколько лет старше и даже уже состояла в разводе после кратковременного неудачного брака, и получила от нее консультации в плане моды и стиля. А утром в среду, праздничный день, смоталась к ней на Красногвардейскую, то есть почти через весь город, чтобы забрать две пары джинсов, облегающее трикотажное платье, а также элегантные лодочки и дерзкие туфли на высоченных, в стиле Эльвиры, каблуках.
Двоюродная сестра была пониже и покрупнее Риты, так что джинсы как вариант пришлось отмести. Зато трикотажное платье кузине уже не подходило, а вот на Рите сидело, как будто для нее было сшито.
Цвет – темно-зеленый, с золотой искоркой – удачно гармонировал с каскадом рыжих волос, которые Рита решила не укладывать, а лишь закрепить при помощи оставшегося от бабушки красивого антикварного обруча. Туфли-эльвирки, как их окрестила для себя Рита, она так и оставила лежать
Оглядев себя в зеркало, Рита осталась довольна. Мама же, вздохнув, отправилась в гостиную и вернулась с янтарным кулоном на золотой цепочке, подаренным дедушкой бабушке в день их свадьбы.
Повесив его на шею, Рита поцеловала маму, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Гоша был само очарование – за те несколько минут, которые он провел у них в коридоре наитщательнейше прибранной по такому случаю квартиры, он впечатлил отца и очаровал маму.
Последней он на прощание поцеловал руку, чем окончательно завоевал ее сердце. Когда молодой человек уже вышел в общий коридор, Рита увидела, как отец поднял вверх большой палец, а мама ободряюще ей улыбнулась.
– Мои работы! – вскрикнула Рита, вспомнив, что забыла взять сумку с конспектами, записями, старыми курсовыми и идеями новых.
– А это что? – спросил в недоумении Гоша, а когда Рита объяснила, произнес: – Ах, ну да, конечно. Давай помогу!
И он перехватил сумку у нее из рук.
Рита знала, что полдвора пялилось в окна на то, как она садилась в черный джип, на котором к их пятиэтажке пожаловал Гоша Барковский. Молодой человек лихо взял с места, а Рита, неуверенно чувствуя себя на огромном кожаном сиденье, спросила:
– А кто будет на вашем семейном сабантуе?
Гоша, сверкнув изумрудными глазами, процитировал:
– «Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то в ней: отец мой да я…»
И, объезжая огромную лужу, со смехом добавил:
– Ну, там что-то дальше про лес и топор дровосека… Кстати, у тебя такие классные предки! Ты вся в маму, такая же красавица…
Рита зарделась, Гоша своим низким голосом принялся сыпать комплиментами, и она сочла, что неудобно как-то снова задавать вопрос о том, кто будет на сабантуе, хотя она, по сути, так и не получила ответа.
Когда они выехали на загородное шоссе, Гоша осторожно коснулся рукой ладони Риты и пощекотал ее. Девушку словно током ударило, и она не смогла сдержать стон.
Усмехнувшись, Гоша произнес:
– Да, ты такая классная, Рита… Рита-Маргарита… Кстати, извини, что о грустном, но сегодня утром я расстался с Эльвирой по кличке Задница Гамадрила. Так что я теперь вполне официально свободный человек.
Риту передернуло от фамильярности, переходившей в грубость, с какой Гоша вел речь о своей подруге, пусть и бывшей, и отменной стерве.
Но ведь любая стерва, даже самая жуткая, человек. И Эльвира по кличке Задница Гамадрила, как ни крути, тоже…
Запретив себе называть Эльвиру так даже в мыслях, Рита спросила:
– И как она это восприняла?
Гоша, продолжая гладить ее руку, ответил:
– Рыдала. Потом, несмотря на присутствие младшего братишки Юрика, пыталась соблазнить меня. Бегала голой по квартире. Сначала, извини за откровенность, с пачкой презервативов, потом с открывашкой для консервов. Наконец, заперлась с оной в ванной, заявив, что перережет себе вены.