Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
– А теперь можешь стрелять!
Рита сидела на краю ванны, задумчиво глядя на сверкающую в лучах лампы пену. Дотронувшись до струи воды, она вспомнила свою первую попытку самоубийства. Затем вторую.
А что, если настало время третьей?
Она находилась в другой приличной гостинице города, «Рабоче-крестьянской», где сняла номер после того, как покинула
Фильм-расследование появился в Интернете четыре с небольшим часа назад и уже набрал больше полумиллиона просмотров.
Совсем неплохо.
Гоша Барковский понесет наказание – губернатором ему, конечно, не стать, но им займутся еще и правоохранительные органы, потому что улики собраны просто небывалые.
В особенности хороши признание Гоши и его попытка застрелить ее.
От него отвернутся – если уже не отвернулись – его могущественные покровители, да и его собственный тесть наверняка отринет зятя-извращенца.
И окажется ли Гоша в тюрьме, умрет ли до процесса от «несчастного случая» или «сердечной недостаточности», покончит ли с собой в камере, ей было абсолютно неинтересно.
Яблоко от яблони в этот раз упало очень недалеко.
В любом случае Гоша Барковский свое получит, и опасности от него больше исходить не будет.
Да, он свое получит – а вот она сама?
Рита закрутила кран, а потом перевела взгляд на опасную бритву, лежащую на краю ванну. Затем посмотрела на старые зарубцевавшиеся шрамы на своих руках.
Убирать их лазером она не захотела, потому что считала, что они должны напоминать…
Виноват ведь был не только Гоша, а и она сама. Потому что, если бы не повелась на его россказни, не распустила нюни, проверила бы хотя бы самые общие факты…
Тогда бы она смогла положить конец преступлениям этого мерзавца растлителя малолетних уже двадцать лет назад. Тогда он только стоял у начала своей ужасной карьеры.
А она развесила уши, расчувствовалась – и позволила этому маньяку долгих двадцать лет сеять зло, разрушать жизни, убивать души и калечить тела.
Выходит, она была его – хоть и невольной – сообщницей.
Рита вздохнула и скинула с себя халат. Она ступила в воду, зная, что живой из ванны уже не выйдет.
Она ведь не сможет жить с этим чувством вины… Да и зачем жить, если у нее ничего и никого нет…
Завибрировал на мраморной полочке ее телефон. Игнорируя его, Рита легла в ванну и взяла в руки бритву.
В третий
Рита вскочила, желая выключить несмолкающий телефон.
Даже покончить с собой спокойно не дадут!
От этой мысли она стала хохотать, крутой смартфон выскользнул из ее мокрых рук, она только успела заметить имя: «Эльвира». И зачем только она дала ей номер своего мобильного, который был известен только самому узкому кругу лиц?
А затем и дала – потому что судьба Эльвиры ей была небезразлична.
И как это у нее никого нет – а Эльвира? Ну да, та самая, по кличке Задница Гамадрила? Если Рита сейчас умрет, кто будет заботиться о пьянчужке и наркоманке, кто наставит ее на путь истинный, кто, в конце концов, будет оплачивать ее дорогое лечение у лучших специалистов?
Выходит, рано еще кончать с собой?
Может, вообще не надо?
Рита нагнулась за мобильным, упавшим в сверкающую пену, пошевелила ногой, вдруг ощутив резкую боль. Вынув ногу из воды, она увидела льющуюся кровь.
Наступила на бритву, которая соскользнула в воду!
Боль отрезвила Риту, и она, забрызгивая все перемешанной с водой кровью, скакала по ванной в поисках антисептика, бинта или хотя бы пластыря.
А потом, сидя около камина в комнате, с забинтованной ногой, покоившейся на пуфике, пила красное вино и дивилась тому, какая она дура.
Не кончать с собой, а жить. Умереть она всегда успеет.
Жить – ради работы. Ради расследований. Ради Антона, черт побери. Ведь, кто знает, у них двоих может что-то получиться…
Ну, и даже ради своей новой «подружки» Эльвиры.
Но разве все?
Утром следующего дня Рита позвонила в один из детских домов своего родного города и, представившись и терпеливо выслушав поток дифирамбов в свой адрес, наконец произнесла:
– Рада, что вы так меня цените. Я звоню, потому что хочу оказать вашему детскому дому финансовую помощь. Но, если честно, не только поэтому. Ну, и поэтому тоже, но…
И, зажмурившись, произнесла то, что хотела сказать уже давно, но все никак не решалась:
– Вы ведь мне поможете? Я хочу взять на воспитание ребенка.