Миллионщик
Шрифт:
— Думаю нам будет о чем поговорить, — заключил я.
В тот же вечер в доме Верещагиной, в той же уютной гостиной, состоялась встреча с Леонтием Сергеевичем Овсянниковым. Это был молодой человек лет двадцати пяти, может, чуть старше, высокого роста, худощавый, стройный, но с крепкими широкими плечами и приятным, интеллигентным лицом, обрамленным светлыми, немного вьющимися волосами. Он держался скромно, даже немного застенчиво, но в его манерах чувствовалось хорошее воспитание и внутренняя культура.
Я подробно рассказал ему о нашем предложении, о жизни в тайге, о тяжелых
Сафар же стоял рядом и нервничал.
Овсянников слушал меня с огромным вниманием, не перебивая, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, касающиеся быта, климата, наиболее распространенных в тех краях болезней и травм. Видно было, что он не боится трудностей, а наоборот, видит в этом вызов своим профессиональным знаниям и умениям.
— Это… это чрезвычайно интересно, господин Тарановский, — сказал он, когда я закончил свой рассказ. — Конечно, у меня еще нет большого практического опыта, я только что со студенческой скамьи. Но я много читал, многому учился у своих профессоров. И я не боюсь трудностей. А случай с этой бедной женщиной… это действительно серьезный вызов для любого хирурга. Я готов попробовать, отправится с вами на Амур и стать вашим лекарем. Для меня это будет бесценная практика и, смею надеяться, возможность принести реальную пользу людям.
Я с облегчением вздохнул. Кажется, мы нашли то, что искали. Молодой, энергичный, полный энтузиазма и желания работать доктор, готовый разделить с нами все тяготы таежной жизни.
— Я очень рад это слышать, Леонтий Сергеевич, — сказал я, крепко пожимая ему руку. — Уверен, мы сработаемся. Со своей стороны, я гарантирую вам достойное содержание, отдельное жилье, все необходимые инструменты и медикаменты, которые мы сможем достать. А также — уважение и всемерную поддержку. Уверяю, что сделаю все, чтобы обеспечить вам и вашим пациентам достойные условия!
Так в нашем отряде появился еще один очень нужный человек — наш первый штатный доктор. И это было еще одной маленькой, но очень важной победой на пути к нашей большой цели.
Как оказалось, вещей у Овсянникова совсем немного, так что он со всеми пожитками уместился в одни-единственные сани. Пользуясь оказией, я закупил в Кяхте небольшую партию чая, некоторые инструменты для доктора и какие только сумел найти. Ну и, конечно же, я не упустил случая вновь заглянуть в оружейную лавку, прикупить еще несколько револьверов и ружей, а так же пороху и патронов.
Через два дня Сафар вместе с Овсянниковым во главе небольшого каравана отправился на прииск. Нам же с Изей предстояла новая поездка — в Читу.
Глава 6
Проводы небольшого каравана, увозившего на прииск доктора и необходимые грузы, прошли быстро и по-деловому. Я смотрел, как скрываются за припорошенными снегом сопками последние нанятые нами сани. Сафар, сидевший на облучке передних саней, в своем основательном овчинном тулупе, даже не обернулся — его мысли были уже там, на далеком Амбани Бира, рядом
Молодой доктор Овсянников, напротив, то и дело оглядывался, с юношеским восторгом махая нам рукой в толстой меховой рукавице, словно отправлялся не в дикую, полную опасностей тайгу, а в захватывающее кругосветное путешествие. Что ж, дай бог, чтобы этот энтузиазм не угас при виде первой рваной раны или вида цинги.
— Ну вот, Курила, мы таки одно дело сделали, — проговорил довольно Изя, зябко потирая озябшие руки и топая валенками. Пар от его дыхания тут же превращался в иней на длинном лисьем мехе его шапки и воротнике необъятного кожуха. — Можно сказать, будет свой доктур. Теперь бы и нам с делами не затягивать. Надо бы и оставшееся золотишко продать, а там и в Читу покупать землицу. Жду не дождусь, когда мы все устроим с прииском и будем наконец чувствовать себя богатыми и уважаемыми людьми!
— Ты прав, Изя, — согласился я, ощущая, как утренний холод пробирается под кухлянку. — Завтра попробуем продать золотишко, есть парочка купцов на примете, да и Верещагина обещала поспособствовать. А там уже и в дорогу. Путь предстоит неблизкий.
После обеда на нашем постоялом дворе появился слуга из дома Верещагиной. Молодой крепкий парень с редкой белокурой бородкой вырос словно из-под земли, заученно поклонился, не сгибая спины, и протянул мне небольшой плотный конверт из дорогой рифленой бумаги с оттиснутым на сургуче гербом — переплетенными буквами «И» и «В».
— Аглая Степановна просит господина Тарановского пожаловать к ней сегодня вечером, — безэмоциональным голосом произнес он. — Для сугубо конфиденциального разговора.
Я удивленно вскинул бровь. Приглашение, переданное с такой помпой, выглядело почти как приказ.
«Может насчет оставшегося золота? Хотя не похоже» — промелькнуло у меня в голове.
— Что это ей еще понадобилось? — прошептал Изя мне на ухо, когда дворецкий, получив мое молчаливое согласие, так же бесшумно удалился. — Ой-вэй, не нравится мне это, Курила. Как бы она не передумала… Не бывает так, чтобы все было так гладко!
— Узнаем вечером, — коротко ответил я, хотя и у самого на душе заскреблось легкое беспокойство. Уж больно настойчивым и официальным было это приглашение.
Вечером, оставив Изю сторожить наши капиталы, я вновь направился в знакомый особняк. На этот раз меня провели не в парадную гостиную с портретами и роялем, а в небольшой, уютный кабинет хозяйки на втором этаже. Обстановка здесь была совершенно иной: строгой, деловой и какой-то… не женской, что ли. Тяжелый письменный стол из темного мореного дуба, заваленный образцами чая и папками, перевязанными тесьмой, кожаные кресла с высокими спинками, книжные шкафы до самого потолка, заставленные фолиантами в тисненых переплетах. На стене висела огромная, пожелтевшая от времени карта Российской Империи с отмеченным на ней маршрутом Сибирского тракта. В массивной голландской печке с сине-белыми изразцами тихонько гудело пламя, а в воздухе витал тонкий аромат дорогих духов, крепкого кофе и старой кожи. Все говорило о том, что это не место для светских бесед, а действительно рабочий кабинет.