Мир Формулы-1 изнутри

Хилл Деймон

18 круг: Рикену нужно заправиться и заменить задние колеса. Как раз когда он собирается тронутся, мимо него проносится белый Mercedes Руди с красной полосой и цифрой «14».

Осталось еще два круга. У Руди в голове крутится вопросы: перед ним еще две или три машины? В этом абсолютно смешавшемся пелетоне невозможно сохранить обзор.

Когда они проносятся мимо боксов, Зайлер показывает им один палец: начался последний круг. Это единственный знак, который получили Руди и Зальцер на протяжении всей гонки на АФУСе 1926 года.

Внезапно мотор

трещит только на семи цилиндрах. Этого еще не хватало... вероятно, снова свеча... теперь конец... Собственная скорость кажется Руди бесконечно медленной, с тех пор как отказал один цилиндр. Вот северный вираж. Люди машут. Он видит шляпы, платки. Почему это?

Северные ворота... трибуны... человек с черно-белым клетчатым флагом... Наконец-то — боксы!

Они останавливаются. Руди оседает на сидении. Он слишком изнурён, чтобы вылезти из машины. Да и зачем? Ярость, отчаянье и стыд овладевают всеми его помыслами. Такой позор... «старики» будут смеяться над ним... в Дрездене он не сможет, не краснея, показаться на глаза коллегам... конец всем планам на женитьбу...

Но — что это? Доктор Порше, директор Зайлер бегут к нему, взмахивая в воздух руками. Кто-то тащит огромный лавровый венок. К Руди тянутся руки, абсолютно чужие люди хлопают его по плечам. Старый Отто Зальцер понял все быстрее, чем Карачиола. По его грязному лицу текут слезы радости.

— Победа! — ликует Порше, — Мы выиграли! — Руди, Вы — молодчина! И еще и новый рекорд трассы! В среднем — 135 километров в час!

Рудольф Карачиола выиграет еще много гонок. Его скорости еще возрастут более чем вдвое. Но никогда больше он не будет так счастлив победе, как тогда, в 1926 году на АФУСе, после своего первого международного успеха. И этой победой он выиграл не только 17.000 марок и «Золотой Кубок»...

[…]

Пока Руди продаёт машины, участвует в гонках или нежится под южным солнцем, у некоего Альфреда Нойбауэра другие заботы. С тех пор как я повесил на гвоздь свой гоночный шлем, я начал задумываться о гонках вообще.

Гран При Германии 1926 года на берлинском АФУСе показал еще раз: человек за рулем гоночной машины — самый одинокий человек в мире. Он не знает, кто находится перед ним, кто позади него, каково его преимущество и отставание. Он не знает, сколько он проехал кругов, насколько он быстрее и медленнее остальных. После зрелых размышлений я разработал план: я наношу на таблицы цифры и буквы, готовлю цветные флажки, я придумываю настоящий тайный язык.

Однажды я собрал гонщиков, Карачиоллу и старого Вернера, добродушного Мерца, элегантного Адольфа Розенбергера и задумчивого Вилли Вальба. Я посвятил их в мой новый тайный язык, который должен обеспечить взаимопонимание между гонщиком и боксами и освободить человека за рулем от его одиночества. Для гонщиков мы также разработали систему сигналов. Например: вращающийся в воздухе правый указательный палец означает: «Сколько осталось кругов?», указательный палец вперёд

или большой назад означает: «Какое расстояние до гонщика передо мной или позади меня?»

Наконец, пришел день, когда мое «изобретение» должно было пройти боевое крещение — гонка на Солитуде 12 сентября 1926 года. И вот я стою перед боксами, в кулаке черно-красный флаг, в кармане пара табло.

До старта осталось несколько минут. Тут ко мне мчится человек с красным от ярости лицом. Это господин Крот, спортивный президент ADAC.

— Эй, Вы! — кричит он, — Что Вы потеряли на трассе? Кто Вы вообще такой?

— Меня зовут Нойбауэр, — вежливо говорю я и кланяюсь.

— Очень приятно, — ворчит Крот, — Пожалуйста, убирайтесь как можно быстрее обратно в боксы.

— Я не уйду в боксы, — спокойно говорю я, — Так как я — гоночный руководитель.

— Кто? — Кроту не хватает воздуха, — Гоночный руководитель? Вы что, с ума сошли? Гоночный руководитель — это я!

— Несомненно, — говорю я, — Вы — гоночный руководитель всего мероприятия, а я — гоночный руководитель команды Mercedes. Я должен стоять здесь, чтобы подавать моим парням знаки.

— Знаки? — Это что за новомодные штуки? — ворчит Крот. — Если из-за Вашего вздора гонщики будут сбиты с толку и произойдёт несчастье, то ответственность на Вас. Понятно? – сказал, и возмущено ушел.

Но несчастья не произошло — наоборот. Все три машины Mercedes пришли первыми к цели. Мы победили по всему фронту. И в первый раз я на невидимых нитях провел гонщиков через гонку.

Так 12 сентября 1926 года родился «гоночный руководитель» в современном смысле. Но тогда даже я сам еще не подозревал, какое значение будет иметь однажды мое «изобретение». Пока еще не хватало успеха в действительно тяжелой гонке. Он последовал двумя годами позже на трассе, которая в 1926 году была еще никому не известна: Нюрбургринг...

[…]

Лето 1928 года выдалось нелегким. Над всей Германией поднялась волна жары. Термометр показывает более чем 35 градусов Цельсия в тени.

К тому же одна сенсация следует за другой: во Фридрихсхафене дочь графа Цеппелина окрестила гигантский воздушный корабль LZ 127 именем своего отца. Макс Шмеллинг впервые стал чемпионом Германии в тяжёлом весе. В Доорне император Вильгельм принял лётчиков Коля, Фитцмориса и Хюнефельда. В Амстердаме готовятся к Олимпиаде.

15 июля 1928 года все глаза Германии направлены на Нюрбургринг. На старте III Гран-при Германии стоят 34 машины. На мачтах развиваются флаги Англии, Франции, Италии, Чехословакии и Германии.

Этторе Бугатти, знаменитый конструктор, вызвал Mercedes-Benz на бой. Он прислал на Нюрбургринг 17 машин. Я знаю: это будет борьба до последнего. Ведь великий Бугатти кое-что понимает в гоночных машинах. С тех пор как он 20 лет назад основал свою фирму в Мольсхайме в Эльзасе, он построил всего пару тысяч машин. Но эти машины — это что-то особенное.