Мир на пике – Мир в пике
Шрифт:
Тем временем на другом конце Евразии происходит вообще невообразимое. Ситуация с отказом от атомной энергии в Японии однозначно выглядит как выходящая за грани добра и зла. Страна, имевшая почти треть электрогенерации за счет ядерных реакторов, после Фукусимской аварии в настоящий момент времени имеет на ходу всего 2 реактора из 54.
Глупость — это билет в один конец.
Как я сказал раньше, «вход в ядерный клуб — рубль, выход — копейка,
78
Juncta juvant — Единодушие помогает.
При этом, если в случае Германии немцы, в общем-то, находятся в центре густонаселенного континента и, в принципе, могут ожидать какой-никакой помощи от соседей, в случае Японии отказ от ядерной энергии фатален. «Доктор, он у меня упал! Так это нормально. Доктор, он у меня на пол упал!»
Энергию, из которой потом можно настругать новых, как с иголочки, киловаттиков, на японские острова надо вначале привести, а возить сейчас, на фоне выгребающих весь уголь в АТР Китая и Индонезии, приходится исключительно природный газ. Причем самый дорогой — сжиженный.
Говорите, уголь выгребают Китай и Индонезия? Да, уголь. Это еще один «всплывший реликт» из нашего позавчера.
Упомянув о добыче угля и о значении угля для китайской экономики, нам стоит, как и в случае с ураном, нефтью или газом, четко отделить мух от котлет, а теплое — от мягкого.
Нередко при разговоре о возможностях добычи угля можно услышать сакраментальные фразы о том, что «угля в мире — еще на 200 лет добычи». Суровая же угольная реальность, в отличие от бумажных построений, бьет ключом. Причем тяжелым, гаечным и сразу по голове. Угля в мире если и больше нефти, то совсем не намного. Дело в том, что, как и в случае с нефтью, газом или ураном, необходимо четко разделять общие геологические запасы угля и экономически и энергетически целесообразно извлекаемые резервы, которые можно поднять на поверхность «дешево, быстро и все». Помните, «парадокс ремонта в России»?
Вот картинка для понимания терминологии ресурсов и резервов угля. Я сознательно использую в данном случае западную систему оценки запасов, поскольку для такого низкокалорийного и неудобного топлива, как уголь, она гораздо адекватнее отражает возможности его промышленного освоения. Ведь, если в случае с нефтью, а тем более — с ураном, можно себе легко представить технологии с достаточными EROI, которые позволят вовлечь на каком-то этапе более сложные в отработке запасы, то в случае угля это невозможно. Если запасам урана помогли «русские центрифуги», то уголь никак не извлечь на поверхность намного дешевле, чем мы извлекаем его сейчас. Если для нефти и, тем более, для урана мы можем рассчитывать на какие-то «новые технологии», то уголь уж слишком близок по своей теплотворной способности к никому не нужному лесному хворосту. Поэтому, учитывая низкую теплотворную способность угля в расчете на тонну, «исчерпание EROI» для него наступит, как ни крути, гораздо раньше.
Рис. 114. График общих запасов угля в мире.
Итак, вначале у нас есть общие ресурсы угля.
Из этого количества, по-хорошему, надо сразу исключить уголь, лежащий ниже глубины
Возможно, эти предположительные ресурсы когда-либо и будут освоены, но сейчас в большинстве случаев это просто нереально. Виноград зелен, и подземная газификация угля болтается в рамках смелых и перспективных, но пока одиночных и невоспроизводимых экспериментов. Возможно, когда-нибудь мы увидим подземную газификацию угля, но пока центральная фигура угольной отрасли — это шахтер. Простой китайский шахтер, потому что Китай уже добывает угля больше всех в мире.
79
In hac spe vivo — Этой надеждой живу.
Дальше надо из полученных цифр исключить угли, пока не найденные геологами или пока нерентабельные для промышленного освоения. Это у нас будут ресурсы угля. В этой категории находится уголь либо нерентабельный для освоения, либо еще не найденный, но присутствующий на данной территории по косвенным признакам.
И, наконец, исключение всех ресурсов из общих ресурсов угля дает на выходе резервы, то есть то, что мир может добывать, при оформленном желании, «здесь и сейчас».
Однако тут мы упираемся в проблему другого плана, похожую на ситуацию с вовлечением в добычу тяжелой и сланцевой нефти.
Для освоения угольных пластов надо создавать целую поддерживающую инфраструктуру, причем гораздо более масштабную, чем для нефти или газа.
До последнего времени у мировых игроков были «в рукаве» достаточно легкие в отработке поверхностные месторождения угля, которые можно было разрабатывать «просто неба» очень дешевым карьерным способом. Именно на таких месторождениях, как пример, построена угледобывающая промышленность Австралии, которая добывает львиную долю из своих 500 млн тонн угля в год именно открытым способом. «Копай выше, бросай дальше». Добыча угля в Австралии — это достаточно простое и недорогое занятие.
В целом же в мире поверхностные залежи угля отнюдь не составляют большую часть даже от резервов (не говоря уже о ресурсах), что уже отражается на специфике добычи угля в мире.
Так, например, герой нашего рассказа Китай уже добывает около 90 % угля в шахтах и лишь 10 % — открытым способом. И это не прихоть, а суровая необходимость китайской действительности — особо интересных месторождений угля, которые возможно освоить шагающими или роторными экскаваторами, у Китая уже просто нет.
Дополнительным фактором, сдерживающим развитие открытых угольных разрезов, является редкость наличия в поверхностных слоях качественного энергетического угля — антрацита.
Само по себе формирование качественного антрацитного угольного пласта подразумевает его длительное нахождение в условиях высоких температур и давлений, которые достижимы только на значительной глубине. Вынос таких сформировавшихся углей назад, в приповерхностные слои земной коры, конечно, случается. Например, так произошло в Кардиффе или на Экибастузе, но в большинстве случаев в верхних слоях земной коры формируются месторождения не каменного, а бурого угля — лигнита.