«Мир Приключений» 1977 (№22)

Задолго до назначенного времени я стоял на балконе гостиничного номера Пишпека, как в старину назывался этот город, теперь столица Киргизии, и смотрел вдоль двухкилометровой карагачевой пустынной аллеи бульвара Дзержинского. Солнце, едва поднявшись над горами,

розово освещало заснеженный хребет Алатоо. Стояла ранняя даже для Чуйской долины весна, деревья еще не распустились, и серые ветви гигантов светились на чистой лазури неба. Ярко сияли вечнозеленые миртовые кусты около конного памятника М. В. Фрунзе.

Я уже многое узнал о человеке, который должен был прийти ко мне, и ждал его с редким нетерпением.

Абдылда Исабаевич Исабаев родился в начале века. В шестнадцатом году, когда царские власти спровоцировали исход части киргизов из Прииссыккулья в Кашгарию, он волею судеб оказался там, был продан в рабство, прожил в рабстве у мельника-уйгура несколько лет, бежал, вернулся на родину уже после Октября. Беспризорничал, и, как многих мальчишек того трудного и сурового времени, на ноги Абдылду поставил человек, работавший в милиции, Федор Кириллович Мартынов. Его Абдылда почитал и звал отцом. Потом и сам Абдылда стал работать в милиции, так что в этом смысле считает себя потомственным милиционером. Более сорока лет Исабаев отдал республике, службе, награжден орденами Красного Знамени и дважды Красной Звезды, медалями. Теперь он председатель Совета ветеранов МВД.

За пять минут до назначенного времени я увидел высокую строгую фигуру Исабаева меж деревьев в аллее. Минута в минуту он постучал в дверь номера. Мы сели за стол. Нас ждал чай — и черный и зеленый, — тогда я еще не знал вкусов Абдылды Исабаевича. Говорил Исабаев не столь словоохотливо, сколь точно. Я попросил его рассказать историю о Дердеш-мергене, так поразившую меня. Его речь потекла вольно, непринужденно, безыскусно, как мне показалось.

— Этот самый Дердеш-мерген, — без предисловий начал Исабаев, — (Дердеш — его имя, а «мерген» — «охотник») не просто охотник — великий охотник. Он был бедняк, работал кузнецом. Кузнец — очень нужный, уважаемый человек в аиле. За много верст ездили к нему по делу, большим был он мастером. Сыновей имел — двух, двойняшек к тому же. Но родились они уже без него, когда его украли; связанного, скрученного по рукам и ногам, переправили через границу и заставили работать на банду басмачей. Пригрозили, что вырежут его семью. А Дердеш хорошо знал: сделать это бандитам ровным счетом ничего не стоит. Имелся у басмачей даже специальный человек, который с удовольствием выполнил бы такое поручение. И не по злобе на Дердеша, а по характеру. Крохотный такой человечишка, пристрастившийся к убийствам. Звали его Осман-Савай. Самые гнусные казни, самые подлые дела поручал ему главарь банды басмачей Джаныбек-казы. Казы — это судья, судьей был Джаныбек в царское время.

После революции собрал Джаныбек банду, самую грозную в Южной Киргизии. А когда изгнали басмачей из Советской Республики, Джаныбек-казы базировался в Кашгарии, в Западном Китае. Там и обосновался бывший казы, собрал людей, бежавших от Советской власти: кулаков-баев, торговцев, духовенство, недовольных и обманутых, сброд всякий.

Имелся у курбаши — предводителя банды, — у этого самого Джаныбека, тайник, где держал он свои сокровища — все награбленное и захваченное в набегах. Складывались там и пришедшие в негодность японские и французские винтовки, которые продавали англичане. Плохо были обучены басмачи-джигиты у Джаныбека. С оружием обращались будто с палками; очень быстро выходило оно из строя. Только казы не бросал его, а берег. Знал: рано или поздно найдет он оружейника, который приведет винтовки в порядок. Не один кузнец перебывал у него, но были они, наверное, безрукими и безголовыми. А курбаши хотел иметь искусного мастера, чтоб тот все мог делать, чего ни захочет казы.

Мы прослышали кое-что о сокровищнице и оружейном складе Джаныбека, пытались найти его. Окрестные горы

облазили, скалы осмотрели, пещеры и пещерки ощупали, но никак не могли обнаружить ни оружия, ни сокровищ, ни продовольствия, которое в ту пору ценилось выше золота и драгоценных каменьев, дороже самой ценной сбруи и изукрашенных мастерами-умельцами седел. И передавали взятые в плен басмачи, что находится тайник этот не в Кашгарии, а на территории нашей республики. Большего никто не знал. Мы, милиция, подумывали: уж не сказка ли этот тайник, не выдумка ли это самого Джаныбека, не желает ли он пустить нас по ложному следу… да и китайцев, кстати, обмануть. Похоже было, и они искали склад: кому не хочется поживиться за счет ближнего, особенно если прячет он сокровища в чужом для него доме, потихоньку от самого хозяина.

Шло время. Мы уверились: существует тайник и находится на нашей, советской земле. Пленные показали: пятнадцать преданнейших джигитов своих велел зарубить Джаныбек, а именно они, божились сдавшиеся джигиты, долгое время и стаскивали в секретную казну золото, драгоценности, продовольствие и оружие, новое и старое, которое можно починить. И будто бы лишь четверо в многотысячной банде знали, где хранятся сокровища: сам Джаныбек, старший сын курбаши, а третьего и четвертого и по имени никто не ведал.

В начале тридцатых годов приток в банду Джаныбека усилился. Оружия стало не хватать. Английские эмиссары, которыми кишмя кишел Западный Китай, в долг давать оружие не желали, требовали золото. Оно у Джаныбека было в тайнике. Вот достать его и послали Дердеш-мергена. Не одного, не в одиночку, а придали ему, то ли в помощники, то ли для охраны, того самого крошечного, похожего на обезьяну палача-джельдета, которого звали Осман-Савай. Наказ курбаши Джаныбека был строг. Самого джельдета к сокровищнице не подпускать и на пистолетный выстрел. Хорошо знал своего джельдета Джаныбек. Осман-Савай, узнав о сокровищнице, и деньги бы забрал, и Дердеш-мергена убил.

Сведения о том, что Дердеш-мерген и Осман-Савай перейдут нашу границу и пойдут к сокровищнице Джаныбек-казы в Джушалинском ущелье, мы опять получили от пленных. Но скрываться Дердеш-мерген и Осман-Савай будут в отроге Джушалинского ущелья — Булелинском ущелье. Тянется оно километров на сорок, поросло тополями, выше — елями. Но главная его особенность — вход, узкая расселина, шириной метров сорок. Поставь там один пулемет, так его огонь может сдержать целую дивизию. Мышь не проскользнет незамеченной. И ясно стало, что вход в ущелье будет тщательно осмотрен и останется под постоянным наблюдением Дердеш-мергена до конца операции. Иными словами, любая наша попытка установить тайное наблюдение за посланцами Джаныбек-казы заранее обрекалась на провал. А иной дороги, скрытого пути в это ущелье нет. Снежные горы, пропасти и скалы кругом. Много недель потратишь на их преодоление. И пройдешь ли живым — неизвестно.

Решили действовать в открытую. Днем и ночью патрули ездили по тропам в ущелье, наблюдали за склонами в бинокли, присматривались к поведению животных: диких козлов — теке, горных баранов — архаров. Но они не изменяли своим привычным путям, не выказывали никакого беспокойства, пугливости. И четверо снежных барсов — ирбисов ночной порой пересекали ущелье со склона на склон по своим привычным тропам, ступая след в след. Лишь очень тщательный осмотр следов на осыпях, по которым ступали ирбисы, позволял отметить их перемещения то на солнечный склон ущелья — кунгей, то на теневой — терскей.

Ничто, казалось, не нарушало обыденной жизни зверей. Выходило — нет никого в ущелье. Не могли же архары, теке и барсы не почувствовать притаившихся людей, место их таинственного пребывания. Даже ни одна пичуга не вскрикнула тревожно ночью. А ведь в сторожкую тишину вслушивались по пять пар очень внимательных, привычных ушей патрульных, жителей гор. Каждый из них был хорошим охотником и следопытом. Но ничто ни днем, ни ночью не нарушало от века заведенного порядка.

— Нет никого в ущелье! — в один голос твердили патрульные. — Нет никого! Или шайтан, дух какой-то, а не человек ухитряется там скрываться…