Миры Прота. Отчёт Прота на Ка-Пэкс

Брюэр Джин

— Сделал что?

— Облегчил душу, чёрт возьми!

— Успокойся, док. Просто расслабься. Хорошо. Хорошо… Он не смог.

— Почему?

— Это слишком ужасно.

— А ты знаешь, о чём он молчит?

— Понятия не имею.

— Зато я знаю! Я знаю! Просто хочу, чтобы он заполнил пробелы деталями! Передашь ему?

— Если увижу.

— Мне нужна твоя помощь, прот.

— Если найдёшь Роберта, я с ним поговорю.

— Спасибо огромное!

— Это самое малое, что могу сделать.

Я пытался сохранять

спокойствие.

— Ещё один вопрос: если всё предрешено, то в чём смысл жизни?

— А в чём смысл, если это не так?

Снова высосанный до последней капли, я смотрел, как прот покидает кабинет. Может, спрашивал я себя, мне стоило прямо попросить его рассказать мне о Роберте всё, чего я ещё не знаю. В этом случае он потом не смог бы выдать что-нибудь неожиданное и сказать, что я об этом не спрашивал. Что же, чёрт возьми, случилось с отцом Роберта/прота в этом бревне/ванне? Что бы это ни было, оно было предначертано, как считал прот. Вера в предопределённость — лучший способ исцеления комплекса вины из известных мне.

В уборной я встретился с Карлом Бимишом. Стоя бок о бок, мы услышали шум, напоминающий крики болельщиков на матче по баскетболу. Это натолкнуло на воспоминания о поте и раздевалках, блестящем покрытии спортзала. Карен не пропустила ни одного матча, пока я играл в школьной команде. Я так хотел, чтобы отец тоже пришёл посмотреть на мою игру. Может, есть нечто вроде параллельной вселенной, где упущенные возможности реализуются?

— Переборщил с кофе? — предположил Бимиш, видя, что я долго стою у писсуара после того, как он закончил. Не успел я ответить, как снаружи снова раздался рёв. Я спросил, что это за шум.

— Может, прот вышел поговорить с толпой у ворот.

Я уже опаздывал на сессию с Линусом, поэтому в уме сделал пометку надавить на Гольфарб, чтобы она разобралась с абсурдной ситуацией у ворот. Она, вероятно, предложит мне возглавить комитет по наблюдению за центральными воротами.

— Тебя не беспокоит этот цирк снаружи? — спросил я Бимиша.

Тот посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Надеюсь, у прота найдётся место и для меня!

Я пригласил Жизель на ланч. Когда она пришла в столовую, я попросил её рассказать, что происходит у ворот.

— Ты должен сам выйти и посмотреть, доктор Брюэр!

— Почему они не уходят?

— Многие ушли после разговора с протом, но люди продолжают приходить. У госпиталя собралось несколько тысяч человек. Некоторые принесли своих кошек и собак, чтобы те посмотрели на прота. Когда он заговорил, ни одно животное не залаяло и не замяукало. Полная тишина.

— Утром я слышал аплодисменты.

— Ему всегда аплодируют, когда он говорит, что Земля может быть похожа на Ка-Пэкс, если мы захотим.

— И всё?

— А что ещё он может сказать?

— Аплодисменты звучали дважды.

— Второй раз аплодировали, когда прот закончил и вернулся в МПИ.

— Сходи за обедом.

Когда Жизель вернулась, я уже съел свой сыр и крекеры. Теперь мне предстояло смотреть, как она уплетает гору еды. К счастью, на час была назначена встреча.

— Жизель, у меня мало времени. Что ты узнала от мамы Роба?

Она

открыла большой жёлтый конверт, содержащий несколько моментальных снимков. По большей части на них был отец Роберта, а на остальных — вся семья Портеров. Некоторые были сделаны, когда Робин был ещё совсем маленьким. В то время Джеральд Портер был крепким, широкоплечим мужчиной. На одной из фотографий он стоял на бойне в резиновом фартуке, испачканном кровью. Более поздние снимки заметно отличались: под конец жизни Джеральд потерял большую часть мышечной массы. Лицо осунулось, под глазами появились тёмные круги, выражение лица выдавало человека, который пытался скрыть, что испытывает боль. Одежда была на два размера больше: вельветовые брюки и голубые джинсовые рубашки. Густые чёрные волосы были разделены пробором.

— Домашних видео нет, — сказала Жизель. — Но и этого вполне достаточно.

— Передам фотографии Фрэду. А что насчёт голоса?

— Мать сказала, что у Джеральда был глубокий баритон. Он пел в церковном хоре. Под конец жизни голос стал скрипучим, уставшим, пронзительным. Беатриса сказала, что муж очень мало спал и почти не ел.

— А боль?

— Ужасная.

— Какими были отношения Роберта с отцом? Беатриса отмечала в них что-нибудь необычное? Поведение Роберта не менялось после возвращения отца из госпиталя?

— Мы всё это не обсуждали. Может, тебе стоит самому с ней поговорить.

Тем вечером я приехал в квартиру сына в Ист-Виллидж, чтобы привезти папку с фотографиями и обсудить время его визита в МПИ. Звонок на крыльце не работал, но замок был сломан, поэтому я прошёл внутрь и постучал в дверь. Никто не открыл. Расстроенный, я поискал в карманах ручку. Пока я писал записку Фрэду, за спиной появился жилистый мужчина с длинным серым хвостом. Я подумал, не передать ли папку с фотографиями через него, но не стал этого делать. Он прошёл мимо меня и вошёл в едва освещённый коридор, где его приветствовал другой мужчина в шортах и майке. Трещина в стене с их стороны была даже больше, чем на стороне Фрэда. Я подсунул папку и записку под дверь и поймал такси до Центрального вокзала.

На следующий день, в четверг, я заглянул в одну из палат и обнаружил Офелию. В ней что-то явно изменилось, но я не мог понять, что именно. Алекс тоже был здесь и попеременно заглядывал в энциклопедию, атлас и географический справочник. Офелия помахала мне рукой. Обычно она притворялась, что не замечает меня, по-видимому, опасаясь моего осуждения за то или иное действие. Я жестом показал ей выйти наружу, чтобы не мешать Алексу.

— Как ты сегодня, Офи?

— Думаю, я вылечилась. А ты?

— Офелия! Что произошло?

— Я больше не испытываю страха.

— Правильно! — крикнул Алекс из палаты.

— Как так получилось?

— Прот приказал мне не думать о кролике.

Я не смог сдержать улыбки:

— И ты подумала.

Она засмеялась.

— Я не хотела. Так получилось само собой.

Алиса выползла из-за софы, заметила нас и рванула из комнаты, издавая мышиный писк.

— То есть ты не подчинилась его команде.

— Да.

— А теперь думаешь, что вылечилась.