Мне бы в небо
Шрифт:
Каждый раз из лифта появляются люди, не имеющие для меня никакой ценности, и через десять минут хищного высматривания жертвы я оборачиваюсь в сторону регистрационной стойки и гадаю, действительно ли Дуайт здесь. Разумеется, он немедленно возникает и хлопает меня по плечу — этот колдун меня обставил.
— Вот мы и встретились. — Дуайт застал меня сидя, я с постыдной неловкостью поднимаюсь и пожимаю руку, которая кажется бесплотной и не оставляет после себя никакого ощущения.
— Я решил, что стоит посидеть в «Карвери», — говорит он, — если только ваша
Его поле — его правила. Сопротивляйся — или тебя поглотят.
— Не обязательно, но я думал, что наша встреча это предполагает…
— В «Карвери» хорошее освещение. И первоклассный чай со льдом.
— Ладно.
— Впрочем, как хотите. Можно пойти и в бистро «Макнелли». Порошковый чай. Гамбургеры так себе, но это можно восполнить в баре.
— Идемте в «Карвери».
Я — позор своего рода.
Дуайт показывает дорогу. То, что на первый взгляд кажется хромотой, на самом деле оказывается глобальным несоответствием между полушариями его яйцеобразной фигуры. Масса и жизненная энергия Дуайта сосредоточены в левой половине, правая же — некое дополнение, вроде аппендикса, как будто он проглотил и переварил своего сиамского близнеца. Волосы обладают странной, неестественной фактурой, и это наводит на мысль о хорошо замаскированной трансплантации, но общий эффект — несомненная мужественность, заставляющая вспомнить те времена, когда мужчины теряли форму в тридцать и могли вернуть утраченное, лишь прибегая к портняжным и косметическим хитростям. Когда-то я думал, что мы с Дуайтом ровесники, но теперь сомневаюсь. Слишком много реконструкций и приложенных усилий, чтобы определить возраст.
«Карвери» похож на паб в Юте. Много латуни, дерева, безделушек — но никакого пива. За длинной наклонной перегородкой из молочного плексигласа трое мужчин за пятьдесят режут зазубренными ножами ветчину и мясо, покрытое черными перекрещенными следами от бечевы, на которой оно висело в магазине. Их карьера для меня загадка — почему он до сих пор не шеф-повара? Или они обречены на неподвижность системой выплат, которая воспитывает лояльность, но убивает амбиции? Дуайт подставляет тарелку и получает три фрагмента хорошо прожаренного свиного филе — слишком толстых, чтобы назвать их кусками, слишком тонких, чтобы считаться порциями. Контроль над едой — навязчивая идея «Мариотта». Дуайт кивком дает понять, что хочет четвертый кусок, но реакция повара показывает, что он отлично вышколен и считается здесь профессионалом: он подает на широком лезвии ножа тонюсенький ломтик, зато проделывает это шикарным жестом. Чтобы отыграться, Дуайт наполняет свою тарелку гарниром — как и ожидает «Мариотт». Дешевое и отвратительное томатное месиво и маслянистые салаты — просто издевательство, но Дуайт отходит с таким видом, как будто разграбил королевскую гробницу. Слабость, которой можно воспользоваться впоследствии. Этот человек не понимает, когда его дурачат.
Но где же контракт? В кармане у него явно ничего не лежит.
Дуайт выбирает столик на двоих, на возвышении, и садится у стены. С такого ракурса я
Что мне больше всего хочется, помимо сделки, так это обещанного рассказа о Морсе, но я не в силах предугадать, какие эмоции он пробудит, поэтому лучше оставить Морса на сладкое.
— Вчера ночью ваша книга не дала мне заснуть, — говорит Дуйат. — Может быть, пропустим обмен любезностями?
— Несомненно.
— «Гараж» — это… призма, не так ли? У него много измерений. Не какое-нибудь заурядное пособие.
Призма. Для меня звучит как газетный шаблон.
— Или, лучше сказать, палимпсест — так будет точнее.
Кассета номер два. Я пришел на встречу во всеоружии. Обращенный к Дуайту глаз выражает понимание, и издатель явно удивлен.
— Чердак. Студия. И теперь — гараж. Поправка на американскую действительность. Сама книга задумана в гараже, потому что именно там, образно выражаясь, рождается искусство.
— Да, — говорю я. — Какая именно глава не дала вам уснуть?
— Вся книга. Целиком. Ощущение, что концепт предшествовал нам обоим. Он не столько придуман, сколько усвоен. Ешьте.
— Сначала порежу на кусочки.
— У меня уже возникало такое ощущение над некоторыми рукописями — что я их уже читал. Возможно, в другой жизни. Честно говоря, там я чуял плагиат.
Я смеюсь — той частью души, которая редко смеется. Частью, которая обычно ассоциируется с прерывистыми рыданиями.
— Такое случается, — продолжает Дуайт. — Откровенное переписывание. Чистой воды подделка. Впрочем, не всегда это преступление — иногда просто болезнь. Человек знает, что книга уже вышла, но считает, что автор — плагиатор, что он телепатически украл у него сюжет. Но только не в вашем случае. Помню одно наглое мошенничество. Писатель — родом с Запада, как и вы, из какого-то штата типа Миссури, только не Миссури…
— Арканзас?
— По-моему, Арканзас — это юг. Бывший рабовладельческий штат.
— Миссури тоже. Почитайте «Гекльберри Финна».
— Ради бога. Я что, похож на человека, который не читал? Ради бога.
— Люди читают и забывают. Вот что я хотел сказать.
— Вы имеете в виду себя?
— Нет, всех.
— Короче говоря, я докопался до оригинала, положил две книги рядом — и даже тогда он принялся что-то придумывать в оправдание. Впрочем, в вашем случае все иначе.
— Моя книга не украдена.
— Вы ее еще не закончили. Каков будет финал?
— Он уже близок.
— Ваш герой выйдет из гаража? Понятия не имею — как. Гараж — такое место, о котором люди забывают, как только достигают успеха. Бревенчатая хижина Линкольна. Но это ваш авторский штрих, разумеется, — в вашем представлении гараж свят и самодостаточен.
— Интересно. До сих пор я полагал, что в конце концов герой покинет гараж, но лишь когда осознает, что весь мир… Интересно.