Модельный дом
Шрифт:
— Он!
— Не ошибаетесь? — спросил хозяин кабинета.
— Исключено! Впрочем, если вы сомневаетесь во мне, можем пригласить Плетнева. Уж он-то чуть ли не вплотную видел эту морду и, думаю, запомнил ее.
Озабоченная и явно раздосадованная тем, что именно эта холеная женщина, а не она смогла потрафить муровским операм, Фаина повернулась лицом к хозяину кабинета и, чтобы только привлечь к себе внимание, произнесла:
— А я этого парня тоже видела.
— Где видела? — мгновенно отреагировал хозяин кабинета. — В больнице? Когда приезжал
— Зачем же в больнице? — качнула головой Фаина. — Здесь и видела, по телевизору. Когда он из своей машины вылезал.
Хозяин кабинета повернулся лицом к кинооператору.
— А ну-ка, прокрути назад.
Остановившись на кадре, с которого начинался нужный видеосюжет, Сизов нажал кнопку пульта. «Мерседесы», «БМВ», «опели», «нисаны» и «хонды», крутые иномарки и незамысловатые «Жигули». Паркуясь на площадке перед воротами кладбища, они выпускали из своих салонов друзей и коллег журналиста Игоря Фокина, приехавших проводить его в последний путь. Мужские и женские лица, как вдруг…
— Стоп! — это вновь скомандовала Ирина Генриховна, и тут же прозвучал радостный голос Фаины:
— Да вот же он!
На экране, развернувшись лицом к кинооператору, которого он, судя по всему, не заметил, застыл все тот же мордатый блондин с запоминающимися широченными скулами. Правда, на этот раз он был не в стареньком, незаметном «опеле», а на новенькой светлой «мазде» с тонированными стеклами. И на его широкоскулом лице, так же как и на лицах всех людей, приехавших в этот день на кладбище, читалась едва ли не мировая скорбь.
— Номер! — приказал хозяин кабинета.
Это также было предусмотрено Сизовым, и он вновь нажал кнопочку пульта.
Несколько промелькнувших кадров и наконец-то застывший кадр с номером «мазды» на переднем бампере.
Это была удача.
— Срочно же пробить, и всю информацию по ее владельцу ко мне на стол. Вам, дамы, огромное спасибо, а тебе, Сизов, отдельная благодарность.
В этот же день после вечерней оперативки Трутнев был вызван в кабинет начальника МУРа.
— Ну что, майор, хотел бы стать полковником? — показав Трутневу на стул подле стола, поинтересовался Яковлев.
Правильно оценив настрой генерала, Трутнев утвердительно кивнул.
— Само собой, товарищ генерал, но сначала неплохо бы и подполковником себя прочувствовать.
— Ишь ты, скром-ня-га, — Яковлев хмыкнул. — Впрочем, тебе видней, а посему и карты в руки.
— Что, начинаем работать по госпоже Глушкo, по ее модельному агентству? — догадался Трутнев.
— И да, и нет. Пока что надо будет вернуться к ее массажному салону и просеять всех ее постоянных клиентов.
Трутнев непонимающе смотрел на начальника МУРа. Зачем, мол, когда и без того «свежачка» по горло.
— Объясняю. По той информации, которой я владею, госпожа Глушко сразу же после открытия своего агентства набрала такие обороты, какие не приснятся ее конкурентам по бизнесу. И это наводит на определенные размышления. Надеюсь, ты понимаешь меня?
— Так точно.
— В таком случае,
— То есть, связь с несовершеннолетними проститутками или что-то вроде того?
— Догадливый майор, — усмехнулся Яковлев. — Значит, быть тебе и полковником, и подполковником, надеюсь, что и генералом.
Трутнев хотел было добавить, если он, конечно, не сломает себе шею на каком-нибудь из подобных чиновников или тех же политиков, у которых прямая связь с его родным министерством, однако решил за лучшее промолчать. Как любят говорить в МУРе, кто не рискует, тот не обедает с коньяком.
— Ну, а чтобы облегчить тебе задание, даю наводку. Особый упор в поиске делай на Серафимах и прочих любителях сладенького с подобными именами. Надеюсь, теперь все понятно?
— Так точно!
— Тогда все, свободен.
Глава 16
Размышляя о том, с чего бы это вдруг Чистильщику понадобилось охотиться за овдовевшей Мариной, и придя к выводу, что этот зверь не успокоится до тех пор, пока не выбьет из нее всю, возможно, известную ей информацию о готовящейся статье по московским модельным агентствам, среди которых особо почетное место должна занимать «Прима» мадам Глушко, и уже начиная откровенно беспокоиться за ее жизнь, Агеев проводил ее до автобуса, в котором уже сидели особо близкие друзья и родственники Игоря. Совершенно измотанная той толчеей и нервотрепкой, которая предшествовала похоронам, совершенно измочаленная и опустошенная, она вяло опиралась на его руку, но глаза ее были сухими. Будто выплакала все, что можно было выплакать, и теперь ее душа заполнялась тоскующей опустошенностью.
Боялся ли он злых языков, которые могли бы превратно истолковать его заботу о Марине? Вряд ли. Он был представлен, как близкий друг семьи Фокиных, ставший телохранителем Марины, к тому же только полному идиоту могло взбрести в голову, что этот мужик мог представлять для красавицы-актрисы какой-либо интерес и, тем более, быть ее любовником. Ну а то, что он все время находится при вдове и она не отпускает его руку, так что с того — телохранитель он и в Африке телохранитель. Тем более, друг семьи.
Догадываясь о состоянии Марины, Агеев хотел было спросить, плохо ли ей сейчас, однако вовремя сообразив, что этим вопросом он только усугубит ее состояние, произнес негромко:
— Я… я бы не хотел оставаться на поминках.
— Да, конечно… я понимаю.
— Скажи им что-нибудь про меня.
Он имел в виду ее друзей-актеров и коллег Фокина.
— Да, конечно.
Агеев помолчал и также негромко спросил:
— Может, приехать за тобой?
— Нет, не надо. Ребята отвезут меня до дома, и со мной останется тетка Игоря. Так что, езжай спокойно.