Молчание Сабрины 2

Торин Владимир

– Я и подумать не могла… неужели я переборщила? Я же добавила всего лишь по две щепотки из каждого мешочка…

– Ну, вы просто превзошли сама себя, мадам Бджи, – раздраженно протянул Талли Брекенбок.

– Благодарю, – растерянно и смущенно ответила кухарка.

– Это не был комплимент! – возмутился Брекенбок, достав из жилетного кармашка часы на цепочке. Положение стрелок вызвало у него приступ округления глаз с ноткой человеконенавистничества. – Проспать восемь часов! Столько времени впустую!

– Но вы хоть выспались?

Хозяин

балагана уже раскрыл было рот, чтобы высказать этой женщине все, что думает, и тут поймал себя на том, что он и правда выспался.

– Возможно, и так, но это не отменяет того факта, что я на вас сержусь.

– А что я-то? – вскинулась кухарка. – Это просто старый бабкин рецепт. Еще не пробовала… Вот и решила…

– «Вот и решила», тоже мне! – проворчал Брекенбок. – Вы разве не знаете, что хуже болезни, потерянного бумажника и разбитого сердца могут быть только кулинарные эксперименты?

Кухарка насупилась и поднялась на ноги, чуть покачнувшись.

– Никто не ценит мой труд… стараешься-стараешься, а тут сплошная неблагодарность.

Она начала сгребать пустые тарелки и ложки в котел, нарочито ими громыхая. Все присутствующие следили за каждым ее движением. Проснувшиеся члены труппы не спешили влезать в разговор кухарки и хозяина балагана. Да и не сказать, что они разделяли гнев Брекенбока: это же какая прекрасная выдалась возможность просто поспать и при этом ничего не делать.

– Но вами я доволен! – продолжил Брекенбок. – Кто бы мог от вас, недоумков, такого ожидать!

Это было сказано уныло стоящим в стороне Заплате и Проныре. Те же никакой радости по поводу столь редкой в их адрес от хозяина балагана похвалы, очевидно, не испытывали. Оба глядели в землю, понуро опустив головы и ссутулив плечи.

– Пока мы все тут дрыхли, вы не тратили время зря! – добавил Брекенбок. – Расставили все стулья и довольно неплохо! Почти ровно! И даже раздобыли веревки для задников…

– Рады стараться, – грустно ответил Проныра.

– А где Манера Улыбаться?

Проныра с Заплатой вздрогнули и испуганно переглянулись.

– В своем фургончике, – ответил Заплата. – Он там заперся – кажется, у него какое-то недомогание. Я слышал, как он вопил, что плохо себя чувствует, а потом захлопнулась его дверь.

– Что еще вы слышали? – Брекенбок, подозрительно прищурившись, оглядел подчиненных.

– Что? Вы о чем, сэр? – спросил Проныра.

– Выстрелы.

– Выстрелы? – прошамкал Заплата, вжав голову в плечи, а Проныра заморгал так, будто ему в глаза что-то попало.

– Да, револьверные выстрелы, бестолочи! – Брекенбок уже начал злиться. – От первого я проснулся, а от второго от испуга снова едва не уснул – только уже навсегда. Что скажете?

– Понятия не…

– Хватит. Только попробуйте договорить эту отвратительную фразочку. А ну, признавайтесь, кто стрелял, в кого и зачем?

– Наверное, это с улицы… – неуверенным голосом высказал предположение Проныра.

–

Да. Или из соседнего дома, – добавил Заплата.

– Не пудрите мне мозги! Выстрелы раздались совсем рядом! В двух шагах!

– Мы не пудрим! – воскликнул бывший адвокат, дрожащими пальцами сняв очки и вытирая их об уголок жилетки. – Вы сами запрещали нам иметь дело с гримом…

– Пошли вон.

– Пошли, – кивнул Проныра.

– Вон, – добавил Заплата.

И они поспешно удалились. Один при этом что-то бормотал на ходу о том, что все всегда складывается для него наихудшим образом, а другой, едва не плача, принялся жаловаться о судьбе утерянного фургончика.

– А можно мы тоже пойдем вон? – спросил Бенджи.

– Спать хочется… – пояснил Бонти.

Оба брата постоянно зевали, словно на них напала зевальная фея, и делали они это широко, с душой и весьма заразно.

– Вы же только проснулись!

– Мы не проснулись. Мы просто открыли глаза, сидим и говорим. Но мы еще спи-и-им!

– А работать кто будет? Кто будет готовить декорации?

– Мы-ы, но только через па-а-ару часиков.

– Уа-а-аэ, – зевнул Брекенбок, заразившись от своих музыкантов.

Он понимал, что если они и дальше будут тут сидеть и зевать, то и его снова вгонят в сон, а это ему сейчас было совершенно не нужно. К тому же, как работники, они сейчас совершенно ни на что не годились: еще отпилят спросонок друг другу оставшиеся пальцы или молотками их отобьют.

– Ладно, – смилостивился Брекенбок. – Тоже пошли вон. Два часа. Не больше. В пять чтобы были на сцене. Будете работать весь вечер и всю ночь, в свете фонарей и искусанные ночными бабочками.

– Вы сама любезность, сэ-э-эр! – зевнул один.

– Благодарим, сэ-э-р! – зевнул другой.

Бульдог Джим тоже поднялся на ноги.

– Только не говори, что и ты идешь спать! – воскликнул Брекенбок.

– Не говорю.

– Да что же это такое! – Хозяин балагана гневно сжал кулаки. – И почему меня окружают одни сони и лентяи!

– Не горячитесь, сэр, – ответил старый механик. – Вы же знаете, что после обеда наилучшее время прикорнуть на пару часиков.

– Обеда не было!

– Но время послеобеденное…

– Убирайся с глаз моих!

Дважды повторять Бульдогу Джиму было не нужно. Он торопливо покинул кухонный навес, ковыляя лунатической походкой в свой фургончик следом за Бенджи и Бонти.

Брекенбок хмуро глядел им вслед.

В этом тумане его актеры и вовсе казались не более чем овеществленными снами. Отдалялись, и с каждым шагом у них исчезала какая-то часть тела. В какой-то миг уже можно было решить, что они – или точнее их верхние половины – и вовсе парят над землей. Брекенбок вдруг поймал себя на мысли, что за краем видимого пространства – этой жалкой пары дюжин ярдов, больше ничего нет, и мир полностью исчез. Растворились дома, деревья, люди, брусчатка и собаки. Никого не осталось – лишь туман и…