Монахиня Адель из Ада

Фрэй Анита

Сунув охраннику, уже неизвестно накой, чисто автоматически, полтинник франков, Фантомася ломанулся к двери туалета, с помощью отмычки влез в нужную кабинку, преобразился, вздохнул с облегчением. Что дальше?

Дальше следовало идти домой, но распирало любопытство. Что ли, снова придёт та путана, мечтавшая дать Маре зуботычину? Что ли, снова Бешеная Мара будет удирать через тупичок с зеркалом? Интересно, куда она потом попёрлась? Жаловаться на свою судьбу? Кому? Главному?.. Гы… Главному-то её сопли накой? Сопли вытирает, слёзки осушает

только Бог. А у «князя мира сего» задача примитивная: сберечь в сохранности «матчасть», ну, и свою шкуру. По возможности…

Будучи колдуньей не самого низкого ранга, могла ли Мара предвидеть свою дальнейшую судьбу? Знала ли, что через месяц выйдет газета с некрологом о ней? А ведь так всё и случилось…

После неудачной попытки самоубийства, ведьма Мара две недели пролежала в параличе, а затем её дух перекочевал… в коврик! Да, в грубое изделие местной мануфактуры. О которое люди вытирали ноги, прежде чем войти в один из общественных туалетов. Из того коврика дух переселился в другой коврик, потом — в третий коврик, ну, и так далее… Пришёл ли он в итоге к Богу? Вопрос не из лёгоньких. Эх, зря вселялась Мара в тело молодой девицы — старой ведьме такое тело ни к чему, баловство всё это…

О том, что случилось с ведьмой Марой через месяц, никто из четверых «оперов» так и не узнал, ибо некролог вышел в крошечной местной газетёнке, крошечным тиражом. На международную та новость явно не тянула!

Чем больше знакомился Максим с представителями зазеркалья, тем меньше хотелось ему общаться с ними, и уж тем более становиться их подпольным мэром.

Поскольку дорога домой, то бишь к папе Юре, длилась не пять минут, нужно было преодолеть бегом огромный луг, у Маси выкроилось времечко для раздумий. Если раньше, последние полгода, он всё время хорохорился, привыкал чувствовать себя взрослым и даже чьим-то повелителем, готовым к любым ударам судьбы, то почему такой лёгкий удар, как непринятие его в мэры, должен сильно ранить? Не мэр — и ладно… Однако, увидев проснувшегося князя, княжонок бросился ему на грудь и… стал жаловаться.

Папа Юра выслушал его до самого конца. Потом ещё и некоторые детали попросил повторить. Далее изрёк:

— Не хочу тебя пугать, малыш, но старуха твоя становится опасной…

— Мда, — хмыкнул Мася, — она лишилась главного человека в своей жизни, навсегда поссорилась с единственной дочерью… И это пробудило в ней зверя?

— Молодец! Я всегда тебя гением считал. Психолог! Гигант мысли! Главное для человека — его близкие, семья… любовь… Дай я тебя расцелую!..

И тут Мася разрыдался. Как маленький ребёнок. Папа Юра и на это нашёл слова:

— Сколько ещё будет в жизни разочарований, сын! Но я уверен: это твои последние слёзы. Ты мужаешь! Вот сейчас всё обдумаешь, осмыслишь и уже сегодня накатаешь мне план действий, которые ты хотел бы видеть в списке программы президента…

— Президента чего?

— Страны, разумеется… Всё, что ни делается — к лучшему! Став мэром

какого-то там подземелья, ты навсегда утратил бы возможность стать президентом страны.

— А сейчас какие у меня шансы?

— Думаю — большие.

— Ух, ты! А инаугурация моя где будет, если вдруг столицу перенесут из Москвы за Урал?

— Ну, уж во всяком случае, не за зеркалом купчинского супермаркета, и гости будут приходить не по старухиным бумажкам, а по нормальным приглашениям.

— Я согласен!

— Всё будет зависеть от тебя, от твоего старания, старайся, работай, расти, наконец, а я буду подкидывать тебе идейки! И финансы — по возможности…

Слово «финансы» всегда имело магнетический эффект. Вот и сейчас оно примагнитило к их дому одного из миллионеров. Хлопнула калитка. То приехал японо-муж конопатой Лизы, привёз Максимкин паспорт.

— Ребята, укрепитесь на стульях! Я с грустными новостями…

Юра не смог не подхохмить:

— Погоди-погоди, Прокопыч, дай-ка, я сам догадаюсь… Или нет, лучше ты, Максим, ты же говорил, что с духами общаешься… Что скажут тебе духи в этот раз? Ну-ка, напрягись!

Мася понял шутку, подмигнул и с важным видом закрыл глаза, типа впал в транс. Затем выдал:

— Если духи не врут, бабка нагло кинула меня, и подпольным мэром Петербурга будет другой мальчик…

Тут Свиридке самому понадобилось укрепиться.

— О-хо-хо! Вот это да-а-а… И ты ни грамма не расстроен?!

— Не-а! Это ж какое крепостное право — быть под старухиной пятой!

Мася как раз недавно выучил про крепостное право, в школе проходили.

— Свирид Прокофьевич, вы ж сами были крепостным, и вам просто повезло, что ваша барыня была не Салтычиха…

Очухавшись, Свиридка-Токио отпарировал удар заумного малолетки.

— Хм… Ещё кому из нас больше повезло! Ты вот бесплатно вышел из игры, а нам с Лизонькой откупаться пришлось… Мы больше не привратники, хоть и клятву дали. Отказ от клятвы стоил нам… Полмиллиона долларов, однако! Когда-то моя зазнобушка меня выкупила, а в этот раз — я её, — довольно рассмеялся бывший крепостной.

В ходе того повествования был уточнён и размер капитала, остававшегося у Свирид-Прокопыча в сухом остатке: четыре миллиона американских долларов. Не так уж и много, но на маленькое ранчо в Швейцарии плюс на квартиру в Японии, плюс вообще на хорошую жизнь — вполне должно было хватить.

— Подожди! А чего тебе приспичило откупаться? Жил бы на два дома, на две страны, поди плохо! Скучно ведь тебе в Японии! — заволновался Юра.

— Инициатива исходила от карги, однако, — сухо комментировал всегда жизнерадостный японец. — Она такую сцену закатила нам с Лизушей, аккурат после своей ссоры с вашей Лялей…

Тут Юра разволновался ещё больше.

— Ой! Надо ж позвонить жене, как она там!

Набрав номер коммуналки на Обводном, князь приготовился услышать что-то страшное. Но ничего страшного не произошло.