Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
– Это мой долг, – скромно ответил Барбудов. – Мне нужно как можно лучше уяснить характер состояния дорожного покрытия, и в то же время хочу понять, нет ли перегибов.
– Что вы имеете в виду?
– Ну вот, смотрите! – Барбудов показал на свой портрет, висевший на пожарной команде. – При чем здесь калмыки? На ваше счастье, я рядом оказался, а без меня вы бы черт знает что подумали! Решили бы, что я и есть лицо калмыкской национальности.
– Это ужасно!
Барбудов не уловил иронии и поспешил в здание пожарной команды, чтобы
Догнал он Сергея Сергеевича на перекрестке, у клумбы, которую пытался возродить каждый новый мэр, но эта затея всегда проваливалась.
– А я смогу, – сказал Барбудов. – Даже если будем держать здесь круглосуточный караул и расстреливать каждого, кто подойдет на десять шагов. Как вы думаете, подействует? Надо с экологами посоветоваться.
– Экологи вам посоветуют, – согласился учитель.
– Но в первую очередь меня беспокоит внешний вид моих помощников. Уж очень они воинственные. А ведь у нас воцаряется ласка!
– Что воцаряется? – переспросил учитель.
– Ласка, любовь к людям, забота о стариках и младенцах… Как вы думаете, меня правильно поймут, если я легализую проституцию?
– Неправильно.
– Вот и я этого боюсь. А ведь напрасно. Если мы будем держать секс под контролем, то спасем девочек от венерических заболеваний.
И исчез Барбудов, словно его и не было.
На углу стояли веселого вида «гвардейцы» и выдавали прохожим апельсины из большой корзины, что стояла перед ними. Люди брали. А если кто не брал, «гвардейцы» с хохотом разбивали ему о лоб яйца, которые лежали в другой корзине.
Сергей Сергеевич взял апельсин.
И сказал:
– Шутки у вас дурацкие!
– Так у нас праздник, Сергей Сергеевич, – возразил один из них. – Завтра примемся за работу, будем чистить и мыть нашу державу, чтобы не было нам с вами за нее обидно. Едут к нам помощники со всех краев уничтоженного демократами родного Советского Союза.
– Ты не прав, Викентий, – прервал его товарищ. – Скажи: Великая Россия. Ве-ли-кая Россия.
И со смехом он разбил яйцо о лоб своего напарника.
Впрочем, подумал Сергей Сергеевич, на деле оказалось все куда более обыкновенно, чем во сне. Конечно, есть некоторые странности в поведении – но как можно было ожидать точного повторения пройденного? Может, даже свежая струя, какой бы странной ни казалась она непривычному взгляду. Но, в конце концов, из чего выбирать? Так ли уж лучше был предыдущий жулик, который не способен был видеть ничего, кроме собственного кармана, и полагал, что лукавое служение Туле и лично товарищу Белугину спасет его от всяких бед?
На главной площади, за памятником Ленину, который указывал на разрушенную еще до войны церковь, собралась толпа горожан. Там была выстроена эстрада. «Умеют же, черти, у нас работать, когда захотят!» – умилился Сергей Сергеевич.
Вокруг эстрады стояли очевидцы, а на ней под аккомпанемент трех баянов плясал «Камаринскую» директор школы Райзман. Плохо плясал, но старался. Он был
– Илья Семенович, отдохнули бы!
– А кто будет изображать радость? – задыхаясь, спросил директор школы. – Вы меня готовы заменить?
– Если вам плохо, то разумеется.
Сергей Сергеевич направился к эстраде. Над ней был протянут розовый в цветочках плакат:
ЖИЗНЬ ПРИ БАРБУДОВЕ СТАНЕТ ЛУЧШЕ,
СТАНЕТ ВЕСЕЛЕЕ!
– Сергей Сергеевич, – попросил его Паша Иерихонский, – не мешайте представителям национальных меньшинств выражать свою радость. Веселье должно быть непринужденным.
Он переоделся: на нем был длинный, до земли, халат, а на голове полотенце, перехваченное толстыми веревками. В руке была большая кружка. На ней наклеены буквы:
«Помогите голодающему Ираку!»
– Стоит ли нам ввязываться? – спросил Сергей Сергеевич.
– А как же? – растерялся Паша.
Барбудов, вышедший из толпы, обнял Сергея Сергеевича за плечо и повел прочь.
– Нам нелегко, – говорил он. – Со всех сторон непонимание, иногда даже злоба. Мы же хотим создать нечто чистое, без примесей. Вам приходилось читать труды академика Гумилева? Кстати, сын Анны Ахматовой, немало пострадавшей от сионистов. Он много пишет о витальности, о жизненной силе народов, которая зависит от чистоты расы. Кстати, еврейская национальность, по мнению этого великого ученого, лишена чистоты и витальности. Вы представляете? У меня просто глаза открылись, когда я прочел.
Барбудов подвел Сергея Сергеевича к полянке за площадью, где обычно летом проводились танцы. На полянке лежало много металлических частей, а также два или три полуразобранных автомобиля. Вокруг них весело, с прибаутками, суетились молодые люди в спецовках или просто в трусах.
– Вот и добровольцы, – с улыбкой сказал Барбудов. – Собираем танки в помощь соотечественникам в ближнем и дальнем зарубежье. И ваш совет нам тоже пригодится…
– Мой совет? – удивился Сергей Сергеевич.
– Не виляйте, не виляйте, дорогой учитель. Вы биолог, а в мире голодают миллиарды несчастных людей. Да вы посмотрите вокруг! Разве на пенсию проживешь? А индонезийцы? А, извините за выражение, негры? Все голодают! Дадим вам лабораторию, если хотите – институт. Будете вы у нас разрабатывать дешевую пищу для голодающих! Пора подумать об этом. Ну как, готовы?
– Боюсь, не по плечу…
– Мы вам помощников подберем, добровольцев, славных ребят, с хорошими анкетами.
– Ну уж и не знаю…
– А мы вам уже и здание выделили!
Защитник голодающих поднял палец, и перед ними остановился «Мерседес», за ним два мотоцикла и три джипа сопровождения. В мгновение ока Сергея Сергеевича затолкали на заднее сиденье.
Вышли они возле детского дома. Здание небольшое, построенное еще до революции как приютское.
Через боковые окна вылетали кроватки, одеяла, тумбочки и детские игрушки. Рядом с дверью уже прибивали мраморную вывеску: