Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
Лукьян Хилков выглядел настолько спокойным, словно ничто на свете не могло поколебать его уверенности, и именно этого Гордею не хватало. Он посмотрел на него и подумал, что судьба наконец-то послала ему что-то хорошее. Друга, на которого он мог бы положиться.
А она просто посмеялась над ним.
Именно поэтому позднее в военном лагере, куда император пригласил всех будущих глав влиятельных и знаменитых семей, он сцепился с Платоном Флорианским.
Потому что Платон тоже выглядел другом, от которого Гордей бы не отказался, несмотря
И потому что у Платона Флорианского была сестра, о которой он буквально не затыкался.
Дафна то, Дафна се.
— Такая прекрасная девушка не заинтересована в том, чтобы стать нашей следующей императрицей? — весело отметил Иларион. — Могу я передать письмо через тебя?
— Через камин передай.
— Так сгорит же.
— Вот именно, — мрачно согласился Платон. — Ты меня сейчас вообще не обрадовал. Будущей императрицей? Это твоей невестой что ли? Так себе перспектива, они же у тебя дохнут как мухи, Змеев не даст соврать. Так, Змеев?
— Ну знае- Эй, да стойте! Кто-нибудь, помогите мне их разнять!
Какая наглость!
Да как можно было сравнивать Надю и эту девицу!
Гордей никогда не видел ту Дафну, но был уверен, что она такая же как и все остальные. Тошнотворно наивная, глупая, жеманная, не способная на что-то большее, кроме зависти к подружке, у которой платье ярче, заискивающе улыбающаяся на балах в ожидании приглашения.
До самой Церемонии посвящения в Императорской академии.
Пока он не встретил Дафну Флорианскую.
В ней и в самом деле не было ничего особенного. Не высокая, не слишком выделяющаяся броской внешностью или вычурностью платья. Несмотря на светлые волосы она не была ярким пятном в бальном зале, цвет ее волос был приглушенным, мягким, как огни свечей. И Гордей впервые с тех пор, как много лет назад дядя положил руку ему на плечо и сообщил ужасные новости, ощутил какое-то внутреннее умиротворение.
Дафна Флорианская посмотрела на него как на таракана по ошибке заползшего в ее сумку и поинтересовавшегося, что сегодня на обед.
Ее не остановил ни огненный хлыст, ни то, что все остальные предпочитали делать вид, что все в порядке. Хотя что вообще могло быть в порядке, когда он при стольких свидетелях буквально пытался убить члена императорской семьи?
Они никогда прежде не встречались, и Гордей увидел в ее глазах, заставивших его ощутить секундный укол в сердце, потому что у его сестры тоже были такие теплые карие глаза, ту же готовность к драке, что и у него.
И впоследствии он ни раз убеждался в том, что она и правда стала бы драться, если бы пришлось.
Именно поэтому ему так и не удалось отпустить эту ситуацию.
Неважно, что все они думали о нем, ведь если он продолжит колоть войлок их сердец острыми иглами, в конечном счете
Такой уж он был человек — ужасно легко привязывался к людям, от которых ему бы стоило держаться как можно дальше.
Для Гордея Змеева Церемония распределения началась с очередной унизительной неудачи, и очень быстро превратилась в сущий кошмар.
Защитные чары тропы были практически уничтожены, и все, что таилось в темных закоулках леса иллюзий, ринулось на стук десятков испуганно бьющихся сердец студентов. Гордея спасло только то, что в отличии от большинства неудачников, он много, долго и нудно тренировался дома.
Всех остальных — спасли браслеты.
Всех, кроме Илариона Таврического.
Надежда Глинская, вечно в слезах и соплях, невероятно раздражающая своей извечной привычкой смотреть на Гордея таким взглядом, словно в его сердце должно было быть чуть больше доброты для нее, чем для всех остальных, Евжена Рейн, косящаяся на Глинскую с плохо скрываемым недоумением, и бранящийся как укушенный осой сапожник Платон Флорианский вывалились из воронки телепорта последними, и — с плохими новостями. Несмотря на то, что в конце тоннеля должен был быть свет, их не ждало ничего хорошего.
Что-то утащило цесаревича в темноту, и Дафна Флорианская, гений мысли, не иначе, не придумала ничего лучше, чем разыграть спасательную операцию.
При поддержке Лукьяна Хилкова.
С тем же успехом они оба могли просто вырыть в лесу могилу и лечь в нее.
— Это дело взрослых, — сказал дядя Гордея.
И активировал принудительный призыв обладателя браслета.
Только для того, чтобы недоуменно посмотреть на два браслета в своей руке.
Побитых, покоцанных и — невероятно грязных.
После чего, ему пришлось мертвой хваткой вцепиться в Платона Флорианского, вознамеревшегося вернуться в лес иллюзий.
— Я не собираюсь сидеть и ничего не делать, пока Дафнюшка в опасности, — надрывался он. — Она моя сестра!
Гордей Змеев терпеть не мог Платона Флорианского.
Он бы с удовольствием притопил Лукьяна Хилкова в туалете.
Иларион раздражал его одним фактом своего существования.
А Дафна Флорианская и вовсе постоянно выводила из себя, потому что по выражению ее лица всегда легко было прочитать что-то оскорбительное, но — невероятно точное.
И все же.
И все же вся эта ситуация слишком сильно кое-что ему напоминала, и он бы не смог смотреть в глаза своему отражению, если бы по вине Илариона Таврического и Лукьяна Хилкова что-то случилось еще с чьей-нибудь сестрой.
Именно поэтому он перехватил собирающегося в который раз окатить дядю ледяной водой Платона и зашипел:
— Прекрати привлекать к себе внимание.
— Что? — не понял тот. — Мне не до тебя, Змеев, если ты еще не заметил.
У Гордея начинала по-настоящему болеть голова. Кто его за язык тянул? Зачем он в это полез? Но теперь-то уж чего, отступают только неудачники.